Певец из Кастагвардии - Джейн Уэлч Страница 11

С тех пор как он в последний раз видел Некронд, прошло всего два месяца, но ему казалось – целая жизнь. Страшные сны были так реальны, что Каспар просто не мог не проверить, все ли в порядке. Распахнув дверь, он поднял факел над головой, чтобы осветить подземелье. В коленях чувствовалась слабость.

Три года подряд он каждый день проходил через это помещение, заваленное ржавыми орудиями пыток – и всякий раз пугался их, и всякий раз воображение заполняло их извивающимися от боли телами. Но теперь Каспар знал, что воображению не хватало яркости. В Иномирье он испытал настоящее мучение и поклялся при первой же возможности убрать из крепости все эти цепи, дыбы и клетки. На подгибающихся ногах он проковылял через пыточную, где сам воздух, казалось, дрожал от памяти о древних душах, к невысокой дубовой дверце на дальнем ее конце. Во рту пересохло, сердце колотилось о ребра.

Пахло чем-то затхлым, как смерть, и теперь Каспар знал чем: такое зловоние распространяли вокруг себя черномордые волки. Он повсюду чувствовал их вокруг себя, голодных, злых, грызущих грань Иномирья.

Скорчившись, Каспар втиснулся в крохотную комнатку – едва ли не нору, прорытую в фундаменте крепости. Когда-то, в давние века, здесь томились в темноте и одиночестве пленники. Он опустился на колени.

Целую минуту, едва осмеливаясь дышать, Каспар осматривал ларец, проверяя каждую деталь. Руны предупреждения оставались столь же четкими, как и прежде. Но о значении слов юноша не думал. На месте ли его собственные рыжие волосы – целых три, в разных местах, – которые он оставил тут, уходя? Не касался ли кто Некронда? Нет, все в порядке.

Старые петли скрипнули. Каспар подался вперед. Ему не терпелось увидеть голубоватую, как мрамор, скорлупу Яйца, покоящегося на скромном ложе изо мха. Он тронул талисман, пальцы дрожали, как бывает, когда впервые касаешься обнаженного тела девушки, возлегшей с тобою.

Там, под скорлупой, таилась такая мощь, такая страшная мощь! Достаточно лишь взять Яйцо в руку, и сможешь призвать в мир любых чудовищ, каких только захочешь, и подчинить их своей воле. Сможешь отправить драконов на поиски принцессы Кимбелин или послать двухголовых медведей вроде того, про которого рассказывал Халь, чтобы избавить Бельбидию от волков. Или заполнить все небо грифонами и велеть им сторожить Торра-Альту. Никто, никакая сила не сумеет противостоять твоей власти!

Яйцо умоляло воспользоваться его возможностями. Стать богом. Освободить зверей, заточенных в Иномирье. Каспар мог прекратить их мучения и даровать им жизнь. Ведь они желали лишь снова дышать, снова чувствовать под ногами теплую землю Великой Матери…

– Спар, дурак!

Юноша поспешно захлопнул крышку и стал возиться с замком.

– Спар, дурак ты этакий, еще часа дома не провел – а уже за старое?

Голос матери был суров и грозен. Каспар почувствовал, что заливается краской.

– Но… матушка… – промямлил он, выдергивая из головы еще три волоска и закрепляя их на ларце.

Потом вылез из каморки.

– Я знала, что ты здесь. Когда же ты поймешь?

– Да я ничего не сделал!

Но Керидвэн не слушала сына:

– Я терпела, долго терпела. Разве ты не осознаешь, какое зло выпускаешь на свободу? Страну захлестнули волки!

– Это не из-за меня. Но если ты позволишь мне воспользоваться Некрондом, я мог бы уничтожить их.

– В этой беде обвиняют нас, Спар. Понимаешь, что это значит?

– Но это же не из-за меня! Я ничего не сделал!

– Как ты можешь мне лгать?

Голос Керидвэн звенел таким ледяным гневом, что Каспар вздрогнул. Как ему не хватало материнского тепла!

– Ну, мама, я же ничего… – Почему она не обнимет его, как недавно? – Мама, мне просто надо было проверить, все ли с ним в порядке, не трогал ли его кто.

– Я тебе не верю. Здесь все гудит от черной магии. Спорить Каспар не мог: застоявшийся воздух гнилостно пахнул смертью.

– Но я никого не призывал, никого.

– Эти стены пропитаны ненавистью, – продолжала Керидвэн, и в тоне ее было теперь больше беспокойства, чем гнева.

Она протянула сыну руку. Хотя Каспар и очень огорчился, что мать не верит в него, но с радостью принял ее ладонь.

– Разве ты не видишь, что я боюсь за тебя? Чудовища ненавидят род людской. Люди убили их и люди изгнали их в Иномирье. – Теперь она говорила совсем мягко. – Ненависть эта так могуча, ее так много, что в конце концов она захлестнет тебя. Спар, ты мой сын, ты должен доверять мне и слушаться. Ведь я хочу для тебя лишь добра.

– Но мне достанет сил, чтобы управлять Некрондом! Ты не видишь этого, потому что не замечаешь, что я вырос. Ты до сих пор считаешь меня беспомощным ребенком.

– Я замечаю больше, чем тебе хотелось бы, Спар. Гораздо больше. Но я не верю, что кто-либо из смертных людей способен стать властелином Некронда. А меньше всех – тот, кто хочет сделать так много хорошего. – Она нежно улыбнулась сыну. – Пойдем. Твой отец созывает совет в верхней зале. Прибыл посланник.

Под сводчатым потолком залы стоял густой дым. У камина, вделанного в западную стену, растянулись погреться три гончие. Свой интерес к людям, собравшимся в помещении, они выдавали лишь тем, что порой подергивали ушами.

Бранвульф не садился до тех пор, пока старшая из жриц не займет свое место. Он расхаживал взад и вперед по зале, а коротконогий Трог, терьер из породы офидийских змееловов – любимая собака Брид, – семенил следом.

В руках барон держал клочки пергамента и покрытый письменами кусок кожи – находки Халя и Каспара. За длинным столом сидел, капитан, а с ним торра-альтанцы, вернувшиеся из Кеолотии, и в их числе Пип, сияющий улыбкой от уха до уха. Темные волосы ему в кои-то веки расчесали. Брид держалась чуть в стороне от остальных и гладила по головке волчонка, спасенного от охотников. Абеляр смотрел по сторонам с непередаваемым выражением на лице. Брок же выглядел обеспокоенным, к тому же ему было неуютно среди благородных. Папоротник отсутствовал. Собственно говоря, Каспар его так и не видел с тех пор, как они въехали в Кабаний Лов.

Юноша смотрел в огонь, думая, чем сейчас занимается Май, и в невесть какой раз составляя в голове объяснение в любви. Надо, чтобы это произошло как-нибудь по-особенному. Может, упасть перед ней на колени и попросить ее руки? Или обнять и, не говоря ни слова, страстно поцеловать? Или повести ее смотреть на закат и тихонько прошептать на ухо заверения в своей преданности?

Наконец появилась Морригвэн. Перемены, произошедшие с нею, так поразили Каспара, что он тут же позабыл о своих грезах. Старуху нес на руках дородный юноша-лучник; Керидвэн бросилась навстречу ей, чтобы проводить к кушетке, а Брид тем временем поспешно разложила подушки.

– К огню, – приказала старуха. Ее покрытое морщинами лицо напоминало сушеную шкуру тролля. Волосы стали совсем редкими, под ними виднелась дряблая кожа. – Мне надо быть у огня. Бранвульф, почему у тебя тут так холодно? – просипела она, глядя на барона невидящими глазами, словно подернутыми инеем. Жрица тяжело дышала, брызгала слюной. Каспар испугался: как же она одряхлела! – Ну и зачем ты нас всех тут собрал? Надо было прийти ко мне в комнату.