Цена короны - Татьяна Серебряная Страница 11

Солнце клонилось к западу, но до выступления было еще далеко. Неслышно ступая по мягкому лесному ковру, Балеог отправился осмотреть караулы. Не то чтобы он не доверял своим воинам, но проверить лишний раз не помешает. Разве мало великих героев, непобедимых в открытом бою, погибали, проявив беспечность на биваке? Для уснувших на посту йордлинги знали лишь одно наказание: ломали хребет и оставляли умирать. Проштрафившиеся извивались, подобно раздавленным дождевым червям, пока не приходили ночные хищники и не избавляли их от мучений.

Но сегодня прибегать к суровым мерам не пришлось, часовые несли службу исправно, — и те, что стояли во внешнем охранении, и те, что сторожили купцов-эрладийцев.

Балеог вернулся к шатру, послушал птичий хор, распевавший свои песни где-то высоко, на верхних ветвях елей, — не разглядеть пернатых певцов, даже задрав голову. И не понять, предупреждают ли птахи о подкрадывающейся, пока не обнаружившей себя опасности, или, наоборот, докладывают: всё в порядке, спите спокойно…

Йорд-каан плохо знал и не любил лес. Деревья, деревья, деревья… тоска. А из-за любого дерева может прилететь предательская стрела, зачастую отравленная, — и не помогут никакие доблесть и геройство. И жители лесов вполне соответствуют местам, избранным для обитания, — подлые и трусливые. Что эльфы, что друиды, что людские племена, таящиеся в лесах Кронга. Хуже их только мокрые и коварные насельники болот — там, небось, и людей-то настоящих не найдешь, у каждого течет в жилах примесь тролличьей или орковской крови.

В горах же — простор, и ярость дикой природы, — но ярость открытая и честная, а не ползучая, не змеиная, как в лесах и болотах. Ну и люди гор, конечно, не сравнятся с лесовиками да болотниками… Орлы!

А самый могучий из тех орлов — он, йорд-каан Балеог… Причем очень скоро может стать еще и самым богатым среди правителей Лаара. Ха, да зазнайка-Адрелиан за честь почтет посвататься к сестре йорд-каана! Да не обломится, уж припомнит ему «венценосный брат» тот разговор после пиршества…

Фантазия горного орла воспарила вполне по-орлиному: виделась Балеогу уже и вновь отстроенная крепость Йорд-Кале, превратившаяся в роскошный город, в настоящую столицу, и бесчисленные отряды наемников, нанятые на алхимическое золото, и победоносный поход на Темную сторону — под предводительством, естественно, его, йорд-каана… И благодарные народы Лаара, венчающие чело Балеога короной императора всего мира…

А затем фантазия йорд-каана — упорхнувшая в самые выси, чуть ли не к чертогам Пресветлого Сеггера, — столкнулась с одним простым вопросом, убийственным, как стрела охотника. И подломился полет, и сложились гордые крылья, и вернулся будущий император всея Лаара с небес на грешную землю, в еловый бор неподалеку от княжества Сандир.

Вопрос был вот какой: если все так просто — накупи свинца, найми мага-алхимика, да и вари себе золото в любых потребных количествах — почему никто из владык не пользуется таким способом? Душат народ налогами, грабят земли соседей, а вот чтобы кто-то казну алхимией пополнял, не слышно…

И поговорка одна вспомнилась Балеогу очень кстати: пока, дескать, алхимик крупицу золота добудет, — мешок серебра изведет.

Терзать себя сомнениями Балеог не любил. И в алхимии ничего не понимал, равно как и в прочих науках, — да и ни к чему владыке-то, для того советники имеются.

Пробежавшись взглядом по спящим воинам, он обнаружил то, что искал: синюю мантию, расшитую серебром. Надо сказать, что узор, изображавший затейливо сплетенные семилучевые звезды, потерял большую часть былого блеска, да и само одеяние выглядело весьма потасканным. Под мантией похрапывал человек — невеликого росточка, но с большой бородой, седой и окладистой.

— Вставай-ка, кудесник, любимец богов, — растолкал Балеог спящего. — Светлейший йорд-каан желает выслушать твой мудрый совет.

* * *

Обладатель седой окладистой бороды и прожженной у походных костров мантии звался Монредом. Сколько себя помнил Балеог, кудесник всегда присутствовал сначала при ставке его отца, а затем и нынешнего йорд-каана. Когда и при каких обстоятельствах он туда прибился, как вообще попал в Йордхейм, никто уж и не помнил. Толку особого от смешного старика в синей мантии не было, но и вреда никакого, зато свой чародей при дворе, не хуже, чем у прочих…

Надо сказать, что сильным чародеем Монред считаться никак не мог, даже в старые добрые времена, предшествующие Катаклизму, когда магия не достигла нынешних высот. Владел кое-какими заклинаниями, предсказывал будущее по звездам, по внутренностям животных и по особенностям полета птиц и гурхов-стервятников, — иногда удачно, иногда не очень. Неоднократно, после совсем уж провальных предсказаний, бывал бит кнутом и изгоняем, однако же всякий раз возвращался, — лучше такой кудесник, чем совсем никакого. Тем более что в походах помощь Монреда была незаменима: сам он боевой магией не владел, но чужую распознавал безошибочно и мог разрушить большую часть творимых враждебными магами заклинаний.

— Ну что, кудесник, — спросил йорд-каан с насмешкой, хоть и с доброжелательной, — что говорят тебе звезды, и пути птиц в небе, и форма кучек конского помета о нынешнем походе? Удастся ли свершить нечто такое, о чем будут долго складывать песни и легенды?

— Кучки конского помета говорят лишь об одном, мой каан: зерно, которым утром накормили коней, оказалось слишком пересушенным. А вот расположение звезд и светил указывает, что в походе встретится много трудностей и неожиданностей, но в главном он завершится удачей, и лорд-регент Адрелиан обретет желанную невесту.

Балеог вздохнул. Он испытывал к старому кудеснику немалую слабость, и в его правление сводить новое знакомство с кнутом Монреду не доводилось. И, похоже, старик начал этим пользоваться… Две недели назад, призванный для совета, он говорил то же самое про звезды, удачу и невесту для Адрелиана. Теперь все изменилось, но кудесник до сих пор упрямо гнет свою линию. А йорд-каан надеялся услышать нечто совсем иное: что в нынешнем походе его поджидает небывалое, прямо-таки баснословное богатство.

— Звезды могут ошибаться, — сказал Балеог. — Или, что вернее, ошибаются люди, толкующие их расположение. Ошибаются и упорствуют в своих ошибках. Ну, как ты упорствовал, предсказывая моему отцу смерть от любимого коня, — даже когда тот конь был отправлен подальше от Йорд-Кале, на самые удаленные пастбища.

— Но звезды и тогда не ошиблись, мой каан! — вскричал кудесник. — Палица той особой формы, что положила конец жизни вашего любимого отца, да будет сладостен покой его в небесных чертогах, на языке древних жителей степи как раз именовалась «кан-а-заил», что значит в переводе: голова рыжей лошади! И это почти созвучно «каан-зил» — то есть «смерть владыки» на языке йордлингов!

Йорд-каан удивился:

— Ну надо же… Что же ты, любимец богов, не сказал о том моей матушке, светлейшей Олдинай-каанум, когда она приказала всыпать тебе горячих за ложное предсказание?

— Увы, я и сам узнал это недавно, мой каан, — удрученно ответил любимец богов, непроизвольным жестом потянувшись к спине и к тому, что находится несколько ниже. — Узнал из старинного свитка, спасенного мною в Йохалле от пламени пожара!