Последняя битва - Михаил Ахманов Страница 11

Иеро внезапно выпрямился в кресле и стиснул кулаки.

— Значит, читает в мыслях и видит то, что еще не случилось? — с расстановкой повторил он, темнея лицом. — И этот Божий дар использует во зло? — Священник помолчал, нахмурив брови, потом коснулся руки северянина и твердо произнес: — Ты расскажешь мне все, Сигурд! Все, что знаешь о своем острове и этом колдуне! Ибо я вижу, что им повелевает Нечистый!

* * *

Если верить словам Сигурда, Асл был благословенным, хранимым Богом краем. Подъем океанских вод почти не коснулся гористого вулканического острова; море затопило лишь низменную прибрежную полосу на юго-западе и находившийся там древний город. Это поселение разрушил атомный взрыв, но угодившая в него ракета была, очевидно, единственной, которую выпустили по Исландии; эта пустынная земля посреди холодного моря не слишком интересовала сражавшихся противников. К счастью, взрыв не пробудил вулканы, а океанские волны, сомкнувшиеся над руинами, смыли радиоактивный пепел. В результате на острове не было ни пустынь Смерти, сияющих зловещими огнями, ни губительных развалин, ни кровожадных монстров и огромных растений, порожденных в других концах планеты атомной радиацией. Пожалуй, если не считать уничтоженного города, единственной потерей островитян явились пони, маленькие, но сильные лошадки; они вдруг перестали плодиться и вымерли за пару десятков лет.

Приобретения были гораздо больше. Климат на острове потеплел, бесплодные прежде горные склоны покрылись травами и лиственными деревьями, в долинах, где били теплые гейзеры, выросли пальмы и виноград, а в самом благодатном месте, принадлежавшем семьям Рагнара и Сигурда, появились древесные исполины бнан с толстыми стволами и раскидистыми кронами; дважды в год они приносили сладковатые плоды, желтые, длинные и слегка изогнутые, будто нож для потрошения рыбы. Загадочный фактор, сгубивший пони — видимо, слабая радиация — совсем иначе подействовал на других животных, которых на острове было немного: овцы да псы. Овцы втрое увеличились в размерах, стали давать по ведру молока в день, а главное, руно их сделалось длинным, шелковистым, тонким, но таким прочным, что сплетенный из шерсти шнурок заменял рыбакам якорные цепи. В разных местах острова шерсть у животных приобрела различные оттенки — черный, как ночь, или белый, как снег, или серебристый, розоватый, голубой. Роду Рагнара и роду Сигурда повезло и тут: в их долине у овец были золотистые шкурки, и одеяния из их шерсти носили в торжественных случаях судьи тинга.

С псами тоже произошла разительная перемена. Пастушьи собаки выросли, став не меньше прежних пони и уж во всяком случае разумнее; у них даже появилось что-то вроде языка, включавшего не только звуки, но определенные жесты и телодвижения. Но они не превратились в лемутов, подобных псам Скорби; преданность хозяину была для них первым правилом, а вторым являлся труд. Они понимали, что должны работать вместе с человеком, который давал им пищу, лечил, заботился об их щенках, строил для них загоны и навесы, защищавшие от дождей, стриг в жару густую шерсть. И они честно трудились, присматривали за овцами и детьми, возили людей и грузы, охраняли берег от морских тварей, каких у побережья Асла развелось немало.

Эти перемены были благодетельными для людей, а в остальном их жизнь не слишком изменилась. Они и прежде обитали в уединенных усадьбах, и каждый род и двор — или хольд по-местному — обеспечивал себя всем необходимым, рыбой и мясом, шерстью и топливом, камнем и деревом для строений и даже небольшим количеством зерна и овощей. Теперь пищи стало вволю, и к ней добавились фрукты; холодные снежные зимы исчезли, сменившись дождливыми сезонами, а вместо сомнительных благ цивилизации островитяне вернулись к обычаям предков и возродили их религию. Они почитали Одина, отца богов, его супругу Фрейю, покровительницу матерей, и их сына, могучего Тора; Локи, темному божеству, не поклонялись, но приносили искупительные жертвы, дабы он оставил их в покое. В их длинных уютных домах теперь горели свечи, женщины пряли и ткали, мужчины трудились над утварью и орудиями, а место книжной премудрости заняли саги. Искусство рассказывать их ценилось очень высоко, наравне с умениями кузнеца, горшечника и стеклодува.

Островитяне, однако, были воинственным народом, хоть не вели меж собою войн и не подвергались вражеским нашествиям. Рядом с мирной землей лежало немирное море, полное хищных тварей — гигантских акул и тунцов, змеевидных созданий, покрытых плотной чешуей, кальмаров-мутантов, что выползали на берег и притворялись камнями, хватая зазевавшуюся живность. Случалось, с моря приносились стаи гигантских птиц, для коих овцы были лакомой добычей; временами с юга или со стороны Европы приплывало какое-нибудь чудище, дробившее зубами и когтями рыбачьи баркасы. И потому каждый мужчина-островитянин владел мечом, секирой и арбалетом, умел метать копье и гарпун, а из пращи попадал в птичий глаз за пятьдесят шагов.

Грабеж и воровство были на Асле неведомы, а что до иных проступков, то их наказывали по обычаю, имевшему силу закона: за мелкие вины присуждался штраф, за крупные — изгнание. Большой виной считалась трусость в схватке с морским чудовищем, или отказ путнику в гостеприимстве, или оскорбление, которое тот нанес хозяевам, или неявка на поединок; свершивший это лишался чести, а значит, и жизни. Изгоя, дав ему воду и пищу, сажали в парусный баркас, отталкивали судно от берега, и больше он никого не интересовал — ни своих родичей, ни судей тинга, ни остальных островитян. Что же касается судей, то они не правили народом, а лишь хранили закон, разрешали споры и приводили в исполнение приговор, для чего имелось при них тридцать стражей. Служба эта считалась почетной, и старые бонды нередко спорили, чей сын или внук окажется в числе тридцати.

Семьи Рагнара и Сигурда вместе владели долиной Гейзеров. Считалось, что верхняя часть долины, у теплых источников — за Хельвигом, отцом Рагнара, а нижняя, у океана — за Отаром, старшим братом Сигурда, но овцы их паслись вместе, псы не грызлись меж собой, крепкий баркас был общим, как и урожай с пальм и бнанов, которого хватало для их хольдов и для обмена на железо, привозимое с севера. Семьи жили рядом столько времени, что перечислить предков было делом нелегким — если начать с утра, то кончишь как раз к обеду. Жили и временами роднились друг с другом; Сигурд был холост, Отар женат на дочери Хельвига, а сестра их Сигни была была обещана Рагнару, третьему из соседских сыновей. Сговор делали Отар и Хельвиг, бонды хольдов, но, по обычаю, никто молодых не неволил, и они вступали в брак лишь по сердечной склонности.

Двор Олафа, сына Торвальда, стоял далеко от них, в сотне миль, на восточном побережье. Говорили, что там у него не хольд, а целая крепость с валами и тыном, с полусотней домов и причалами для дюжины баркасов. Говорили, что склады у него такие, что в них можно хранить руно с половины острова; говорили, что сыновей у него втрое больше, чем стражей тинга, так как женился он не раз, и ни один из восточных бондов не отказал ему в сватовстве. Говорили, что уже лет тридцать, с тех пор, как Олаф возмужал и взял власть в своем роду, к его причалам ежегодно приходят корабли с востока, а на тех судах нет ни парусов, ни весел, и ведут их морские тролли — синекожие, щуплые, безволосые, и все на одно лицо. Говорили, что Олаф торгует с троллями, сбывает им шерсть в обмен на оружие и железо, колдовские зелья и всякие странные вещи, и что тролли любят его по той причине, что он вовсе не сын Торвальда, а подменыш, отродье Локи.