Княжий пир - Юрий Никитин Страница 11

Владимир сказал, морщась:

– И что же, охотой прохлаждаться всю жизнь?

– Зачем охотой? – удивился Илья. – Моего каганатауже нет… а то, что осталось, уже так… полулюди… Даже свиней пасут, виданное лидело? Скоро и есть начнут… Я присягнул еще твоему отцу! Мол, буду служитьРуси, беречь и оберегать. Так что я не зазря на рубежах. Супротивника надоперехватывать до того, как разобьет шатры под стенами Киева!

Владимир подался вперед:

– Что-то задумал помимо застав?

– Да.

– Ну-ну, говори.

– Есть задумка… Что одна моя застава богатырская? Это так,для удали. А вот создать целую полосу… Выслать далеко в Степь потри-четыре удальца с заводными конями. Вышки поставить, чтобы издали можно былозаметить всякого. Если мал числом, то сами справимся. Ежели большое войско, топошлем одного за помощью. Но чтоб ни один отряд не проскальзывал до самогоКиева незамеченным, как что ни день, то доныне!..

Он степенно поднимался на крыльцо к князю, на ходу похлопывалпо одежке, стряхивая дорожную пыль. На крыльцо, заслышав довольные крики, вышелподгулявший Претич. Увидел Илью, заржал как сытый конь:

– А, хазарин! Княже, ты ему доверяешь? Все они головорезы, ав портках у них обрезы.

Илья нахмурился, надоело это дурацкое ржанье:

– Моим обрезом тебе подавиться хватит. Хочешь проверить?

Он начал приближаться с угрожающим видом, но на нем повисликак цепные псы, хохотали, обнимали, хлопали по плечам:

– Илья, шуток не разумеешь?

– Ха-ха, и хазар уже, почитай, не осталось, а он всеТенгри-богу жертвы носит!

– Какое Тенгри, ежели хазарин? В субботу режет баранаЯхве, в воскресенье ставит свечку Христу, в понедельник жжет цветы Аллаху, вовторник…

Илья стряхнул их руки, как осенние листья, а Претич навсякий случай отодвинулся, предостерегающе выставил ладони:

– Илюша, да как ты мог такое подумать?.. Да чтоб я на тебятакое сказал всерьез?.. Да не зря ж Дашка, дочь Аслама, за тобой бегает, а ужона, стерва, побывала под всеми дружинниками и смердами, под их жеребцами исобаками, даже медведя, грят, отыскала осенью в берлоге, всю зиму его доставаласвоей ненасытной похотью, в шатуны подался, бедолага, а вот за тобой какбегала, так и бегает!..

Вокруг хохотали, хлопали по широкой, как стена, спине,плечам, тащили в палату к накрытому столу, а он ворчал и люто сверкалглазами, не зная, то ли принять как похвалу, то ли рассердиться пуще, не зря жеостолопы гогочут, будто он вышел к княжескому столу, не застегнув портки…

Второй богатырь, Лешак, бросил поводья отрокам, придирчивопроследил взглядом, чтобы бегом повели вдоль двора, охлаждая, ни в коем разе несразу к водопою, лишь тогда живо взбежал, вежливо поклонившись князю, накрыльцо. Его не зря дразнили, а потом к нему намертво прилипло прозвищеПопович. В самом деле, жила себе молодая вдова, кормилась пряжей и шитьем,расторопная и бойкая, ей платили за одежки боярыни и даже воеводские жены.Приставучих мужиков отшивала быстро, но как-то повадился к ней немолодой ужесвященник, которого княгиня Ольга привезла из Царьграда для душевных бесед овысоком, о небесной мудрости, о движении звезд…

Но княгиня вскоре преставилась, а Святослав, который ираньше терпел церкви чужого бога только ради матери, тут же велел разорить,сровнять с землей. Священник, от которого ждали покорности и богобоязненности,вдруг то ли на земле Новой Руси растерял овечью покорность своей веры, то ливознамерился обрести мученический крест, но этот престарелый сразу зашиб троихнасмерть, а еще и выбирал только дружинников, плотников не тронул, а потом подхватилмеч и щит убитого, кинулся на целый отряд.

То ли не ожидали, вороны, то ли еще чего, но бесноватый упалпод мечами и топорами не раньше, чем усеял паперть трупами. Говорят, кровьбежала ручьями. Уцелевшие, наскоро перевязав раны, вернулись к Святославу, атот лишь покачал головой и велел похоронить старика с воинскими почестямивместе с убитыми им русами.

Святослав тогда решил, что священнику просто повезло, засталврасплох, но его волхв присмотрелся к убитому, покачал головой. Дело не вмагии, священники ею не пользуются, у старика оказалось сухое сильное телобывалого воина. Не просто воина, а героя, как называют богатырей в Царьграде.Волхв и сейчас мог бы сказать, какие мышцы тот развил бросанием копья, какиемечом, какие прыжками, а какие бегом с мешком камней на плечах…

В день его смерти у вдовы родился мальчик.Поговаривали, от плача и слез родила недоношенного, слабенького, еле выходила.Мальчишка словно чуял свою слабость, с детства учился быть хитрым, а гдесилой не удавалось – брал напуском. Однако рос, матерел, в десять лет ужеодной рукой бросал на землю взрослых парней, а когда исполнилось пятнадцать, наземле Киевской не было мужика, что устоял бы в силе. Конечно, супротивбогатырей был что муха супротив пса, но в дружине его заметили, взяли в отроки,затем перевели в младшие дружинники, а потом и вовсе взяли в дружину.

В отличие от других богатырей, он был лицом румян, какдевица, с длинными ресницами, пухлыми щечками, к тому же любил наряжаться,обвешиваться побрякушками. Кто не знал его, не мог утерпеть от злых шуточек.И тут же оказывался на земле, глотая кровавые сопли. А Белоян ещетогда сказал Владимиру в задумчивости:

– Не знаю, к добру или к худу, что та баба родила преждевремени…

– Что так?

– Каков бы он был в полной силе? Хорошо, если на нашейстороне, а ежели нет?

Сейчас Владимир перехватил такой же задумчивый взор Белояна,бросил насмешливо:

– Уже и Лешаку не доверяешь?

– Лешаку доверяю, – ответил волхв все тем жераздумчивым голосом, в котором рык уступил глухому ворчанию, – а вот АлешеПоповичу… гм… не знаю, не знаю.

В Царьграде сухой ветер с границ Степи сменился ветромс моря. Всю ночь через широко распахнутые окна вваливался мокрый, как губка,воздух, а под утро снова задул резкий, сухой, жаркий, словно Царьград разом сберега теплого моря перенесся в середину Дикого Поля…

Князь церкви раздраженно встал из-за стола, огромного, какарена ипподрома. В окна брызнуло утреннее солнце. Застоявшаяся за долгоеночное бдение кровь начала пробиваться в онемевшие члены. Да, ветер дует из техмест, где совсем недавно был их союзник – могучий Хазарский каганат,уничтоженный вдрызг возникшими из ниоткуда русами…

В груди больно покалывало, раздражение перешло взлость. И сухой воздух, всегда вызывающий изжогу, и то, как неудачнопоставили себя отцы церкви здесь, в Царьграде… Было время, когда ходили влохмотьях и прятались в пещерах, но когда пришли к власти, когда императорКонстантин увидел вещий сон: ему явился огненный ангел, и вручил знамя скрестом вместо привычного римского гордого орла, и заявил: «Сим победиши!», изгонимой церковь стала гонительницей, яро и победно преследовала прежнихмучителей, платила им той же монетой по всей империи…