Кудесница для князя - Елена Счастная Страница 11

Посмотреть на отбытие давишних гостей пришёл едва не весь паул. Только Унху не было, но можно не сомневаться: он сейчас наблюдает за всем, что происходит. Чтобы дорога была доброй, во дворе принесли в жертву петуха. А для большого ритуала на Пурлахтын-Сори подготовили белого жеребёнка. Такой всегда есть в селении на случай, если понадобится обратиться к Мир-Сусне-Хуму[1] с большой просьбой.

Понятное дело, старейшины не отпустили Таскув и Евью без мужчин из паула. Вместе с ними отправлялись трое воинов. Их она знала хорошо, с самого детства. Самый старший – охотник Елдан – был хорошим другом отца. Да, видно, тот и настоял, чтобы он поехал: не иначе, дочь под пущим присмотром держать. Словно ей Евьи не достаточно. Обилие соглядатаев могло помешать, когда случится встреча с Унху, но Таскув надеялась, что всё удастся сохранить в тайне.

Отзвучали последние прощальные и напутственные речи – пришло время выезжать. Мать долго обнимала Таскув и даже тихонько всплакнула, пряча слёзы. А отец только по спине погладил и улыбнулся.

– Ты осторожнее будь. Чужакам особо не верь. И по сторонам гляди.

Таскув лишь кивнула – а что тут скажешь?  И сама знала, что надо стеречься. Чай не маленькая.

Смилан помог ей подняться в седло – как сказал, самое удобное из всех, что у них были. Как только он убрал руки, она едва не вывалилась из него, но вцепилась в повод, чем сильно досадила терпеливому гнедому мерину, которого ей поручили. Да и воеводов сын подхватил снизу, сказал, посмеиваясь:

– Ты узду не дёргай, коленями держись. А то быстро на земле окажешься. И куда мы без тебя?

Таскув высвободилась из его рук и села уже гораздо уверенней. Так, глядишь, к концу дня и привыкнет.

Первым выехал Отомаш, а остальные – за ним гуськом по тропе, уходящей на север к холмам. Скоро паул затерялся за снежной стеной, и путники вошли в плотное, веками недвижимое безмолвие.

Даже всю жизнь находясь рядом, Таскув не потеряла трепета перед величием и суровостью этих мест. Перед бескрайним лесами, что покрывали низовья рек Вишера и Вижай, перед пустынными равнинами и горами, что становились тем выше, чем дальше на север рискнёт забраться путник. И даже в тех гиблых краях было больше жизни, чем кажется на первый взгляд. Всё здесь имело душу и шептало голосами пращуров. Таскув не терпелось добраться до священных гор, и она боялась их. Боялась не справиться с той силой, что обрушится на неё там.

Весь первый день Таскув ехала рядом с Евьей и Елданом. Охотник молчал, как истинный страж, который не разменивается на разговоры, чтобы не упустить важного. Зато его сыновья, не слишком-то зная язык чужеземцев, всё равно пытались с ними заговорить. И всё-то им было интересно: как живут люди на западе, как куют сталь для мечей и топоров, и сложно ли попасть на службу к княжичу. Уж неизвестно, что они себе вообразили, но их рвение завести дружбу муромчанами Елдану вовсе не нравилось – он-то их не жаловал, ещё помня рассказы своего отца и деда о том, как пришлось бежать в тайгу от западных захватчиков.  А потому становился всё смурнее. Значит, быть серьёзному мужскому разговору на ночевке. А то парни были сейчас больше похожи не на воинов, а на восторженных щенков: того и гляди напрудят от чрезмерной радости. Таких надзирателей Таскув не боялась. А вот их отца стоило опасаться.

И всё время она будто бы чувствовала спиной взгляд Унху, который отправился вслед за ней. Хотелось увидеться хоть на миг, но лучше не торопиться. У них впереди будет много времени вместе, коли всё удастся.

Путь к Пурлахтын-Сори шёл через крутые каменные осыпи и густой кедровый да березовый стланик. Не везде удавалось проехать на лошадях. Тогда все спешивались и преодолевали препоны на своих двоих. И лишь к позднему вечеру, когда в небе уже догорали последним пурпуром облака на западе, удалось добраться до озера Лунтхусаптур. Со всех сторон его окружали невысокие древние горы, а питали ручьи со снежников Отортена. Вода в нём была прозрачной и такой ледяной, что, кажется, палец сунешь – отмёрзнет вмиг. Но муромчане того вовсе не испугались. Устроили на берегу стоянку, развели костры, о ветках для которых по указке Елдана позаботились заранее, чтобы не блуждать в сумерках. Самые смелые, оголившись по пояс, пошли ополоснуться на ночь. И Смилан вместе с остальными отправился, забросив на плечо сухую рубаху. Отсветы огня причудливо играли на его бугристых от крепких мускулов спине и руках: кусачая прохлада междугорья, похоже, вовсе не тревожила воина. И, глядя на него, хотелось закутаться в парку сильнее. Вот же, вроде, с юга мужи, а застудиться не боятся.

Сын воеводы усмехнулся, проходя мимо:

– Перышки не хочешь почистить, пташка? – и, не дожидаясь ответа, поспешил за товарищами.

Евья, которая хлопотала над вечерей, подозрительно глянула – и что это за речи панибратские? – но, заметив, как нахмурилась Таскув, ничего выспрашивать не стала. Только бросила вслед ему:

– Ты иди-иди! Неча тут.

Чего неча, не пояснила, а воеводов сын громко хмыкнул на её угрозу. Скоро многолетнюю тишину здешних мест нарушил плеск воды и ядрёные ругательства мужчин, познавших настоящий холод горных озёр.

Не долго-то забавляясь, они один за другим возвращались и рассаживались у огня. Потекли в полумраке обычные дорожные разговоры. А вогулы держались чуть в стороне. Евья и вовсе смотрела на муромчан с нескрываемым недоверием и подходить к ним близко отчего-то остерегалась. Но как только Елдан отошёл от Таскув, чтобы поговорить с сыновьями, его место занял Смилан. На возмущенное выражение лица Евьи совсем внимания не обратил, а потому тётка так и не облекла своё негодование в слова. Только и продолжила пристально за ним следить. Воеводов сын присел рядом и немного помолчал, поглядывая искоса, будто подбирал слова.

– Я очень рад, что ты согласилась помочь нам, – проговорил он наконец серьёзно. – Но, если честно, я думал, что хвалёная кудесница окажется старше… Совсем чуть-чуть.

– Боишься, не справлюсь? – Таскув глянула на него, отогнув край капюшона.

Воин пожал плечами, глядя на сияющую огненными отблесками гладь озера.

– Нет. Просто я всегда представлял себе, что шаманы – это старики или старухи, которые видели многое за свою жизнь.

– Но ведь когда-то они были молодыми, – спокойно возразила Таскув. – И родились не с бубном в руке.

– Тоже верно, – усмехнулся Смилан. – Теперь я вижу…

Таскув встретила его взгляд и тут же потупилась. От чего-то ей стало неловко. Будто она разочаровала кого-то, сама того не зная.

Они посидели еще немного рядом, пока не пришлось укладываться спать. И Таскув было интересно, о чем думал воеводов сын всё это время, хоть она и догадывалась. Он хмурился, смотрел вдаль да всё крутил на запястье под рукавом то обручье с дубовыми листьями. Вот ведь как за княжича своего переживает, каждому вождю таких бы воинов.

Всю ночь мерещились в темноте шаги Унху. Как он там, один в лесу? Или тоже вышел к горам? А ну как налетит на диких зверей? Но он умелый охотник, знает тропы – а значит, сможет выбрать безопасный путь и место для ночлега. Но Таскув всё равно вздрагивала и открывала глаза, когда мерещился ей шорох травы. Но никого не было. Лишь дозорный сидел у огня.