Дети золота, дети песка - Янина Волкова Страница 11

– Им это неведомо.

Лишь глупец не догадается, что за вопрос тяготит думы Хакона. Каждый, кто был в тот миг на борту кнорра, видел, как исчезла Ренэйст в соленых водах. Как могла остаться она живой? Богиня Ран заберет в свои пенные чертоги каждого, кого поймает в сети. Боги, хоть и мертвые, но всегда получают все что хотят.

Быть может, в ту ночь, на Зеркале Вар, должны были погибнуть они с Ренэйст. Быть может, он следующий.

Витарр отворачивается, и взгляд его падает на стену, ограждающую Чертог Зимы от леса. Там, на заснеженном холме, готовят погребальный костер для его сестры. Когда на земли северян опустилась вечная зима, они перестали возводить курганы, ведь почва промерзла настолько, что даже мертвым не осталось места в ее чреве. Смерть больше не несет в себе чести, лишь слезы и боль. Каждому ведомо, что дух погибшего воина не попадет на порог Вальхаллы, а иные души не примет у себя владычица Хель. Неизвестно, что ожидает их после гибели, оттого не торопятся они умирать.

Замечает, что и Хакон смотрит в ту сторону; каково ему будет хоронить любимую женщину? Он был на борту кнорра, когда это произошло. Мог спасти ее, но Ренэйст предпочла сохранить жизнь какой-то рабыни. Сестра его всегда была слишком добра, и это ее сгубило.

Хакон едва ли не с детства мечтал о ней. С тех самых пор, как конунг привел его из набега, холодного и одичалого. Должен был заменить Ренэйст Хэльварда, а стал ей вовсе не братом. Не одобри Покоритель этот союз, никогда бы не позволил оборванцу посмотреть на свою драгоценную дочь. Только вот едва ли не больше, чем сами возлюбленные, ждал он их свадьбы, что никогда не случится.

Никогда не станет она женой. Не даст ее чрево жизнь. Кормит Ренэйст морское чудовище, что качает ее в тугих кольцах, играя с прядями белых волос.

Погребальный костер будет пуст. Нет у них тела, которое они могли бы предать огню, и это не та участь, которую заслужила его сестра.

Качает Медведь головой, отвернувшись, и проходит мимо Витарра, желая уйти. Братоубийца продолжает смотреть на звездное небо, чувствуя, как ворочается горе, и говорит тихо, едва ли не шепотом, зная, что слова эти причинят боль:

– Ты был бы ей хорошим мужем.

Хакон останавливается, ладонью сжав эфес меча, покоящегося у него на боку. Спина у него прямая, словно из камня высеченная, и в ночной тишине слышит Витарр скрип его зубов, когда крепко стискивает челюсти. Так и не повернувшись, отвечает Хакон лишенным огня голосом:

– Был бы.

Погребальный костер полон подношений.

Изогнутый лук – не тот, что принадлежал Хэльварду и достался Ренэйст по наследству, ведь он сейчас покоится на морском дне, – и колчан, хранящий стрелы с белоснежным оперением, украшения и меха, разбросанные по всей поверхности деревянного постамента. Посуда и одежда, гребень и зеркало, некоторые личные вещи – все это должно облегчить жизнь погибшей, помочь ей занять должное место в ином мире. Но какой в этом смысл, коль тело ее не будет предано огню? Она погребена под толщей воды, ей не пригодятся все эти дары. Каждый пришедший на похороны оставляет свой дар, выказывает уважение, и думы их полнятся только мыслями о Ренэйст. Сожалеют о том, что не смогли помочь. Сокрушаются, что она погибла, такая юная. Волнуются, не зная, что будет дальше. Возможно, кто-то даже удовлетворен подобным исходом.

Этот ритуал нужен только живым. Ренэйст до него уж вряд ли есть дело.

К кургану стянулись все жители и гости Чертога Зимы. В своих темных одеждах на белом снегу кажутся они стаей ворон, беспокойными птицами. Видит Витарр, как под руку ведет Хакон его мать, бледную и безликую кюну. Йорунн сжимает в руке ту самую куклу, с которой так любила играть Ренэйст, но не кладет ее к остальным подношениям. Не так просто хоронить второго ребенка, не так просто прощаться с кровью своей и плотью.

Медведь останавливается у изголовья кургана. Его тяжелая рука накрывает хрупкие женские плечи, и Витарр видит, как он что-то говорит ей. Кюна лишь отрицательно качает головой, прижимая тряпичную игрушку к своей груди. Это Витарр сейчас должен быть рядом с ней. Поддерживать Йорунн, утешать ее, согревать своим присутствием. Единственное дитя, которое у нее осталось.

Гул голосов рассекает ночную тишь и смолкает лишь тогда, когда появляется конунг. Ритуал начинается.

Приглашенная из лесной глуши вельва не внушает Витарру никакого уважения. Древняя слепая старуха вряд ли сама понимает, что происходит, пока обходит сложенный курган, напевая свои заклинания, призванные облегчить духу погибшей дорогу по ту сторону. Витарру так и не удается понять, чей именно дух они сопровождают, если у них нет даже тела почившей. Ему бы хотелось верить в то, что если нет тела, то Ренэйст может быть жива. Стоит ли ему быть настолько наивным?

Ганнар подводит к костру белую кобылицу, и Витарр видит нож в его руке. Когда умирает вождь, по традиции в его честь забивают двух лошадей. Ренэйст же не только воин, но и любимая дочь конунга, потому дары должны соответствовать ее статусу.

Так род Волка отдает дань своим корням.

Тихо плача, стоит Йорунн кюна в стороне, качая в колыбели ладоней тканевую куклу. Не может принять свою потерю, отказывается верить, только упрямство не вернет ей дочь. Поднимает она взгляд, смотрит на сына заплаканными глазами, но тот лишь прячет лицо за густым мехом, накинув на голову глубокий капюшон.

Он не виноват. Они не должны винить его.

Для северян смерть не конец, а лишь начало пути. Они хоронят своих мертвецов с почестями, а после пышно пируют, чтобы в чертогах Одина знали, сколь горды они тем, кого потеряли. Похороны Ренэйст тихи и пусты; в ее гибели нет чести, слишком много боли она причиняет живым. Витарр видит, сколько горечи и сожаления на лицах тех, кто пришел проводить его сестру к праотцам. Смерть Рены несет не только горе, но и возможные распри, ведь она была наследницей Ганнара. Белолунная должна была передать титул конунга будущему своему супругу, но теперь конунг должен выбрать иного преемника.

Витарр не тешит себя пустыми надеждами. Знает он, что выберет отец Хакона, да только найдутся те, кто не примет такое решение. Правление передается в руки иного рода лишь в том случае, если от прежнего не осталось и следа, в то время как у нынешнего конунга остался живой сын. С какой стати трон Чертога Зимы должен занять чужак? Никто бы и спорить не стал, стань он супругом Ренэйст.

Вельва, дождавшись, когда иная часть ритуала будет выполнена, обходит пустующее погребальное ложе вновь. Шепчет себе под нос тайные слова, на языке этом когда-то говорили северные боги. Давным-давно их предки украли эти слова у них, желая заполучить хоть толику из множества умений. Женщин, что смогли прикоснуться при помощи этих заклятий к корням Иггдрасиля, Мирового Древа, прозвали вельвами, провидицами, ибо открылись им тайны каждого из Девяти Миров.

Сага сказала ему, что речи эти давно потеряли свою силу и являют собой не более чем тонкую нить, связывающую с прошлым. У него нет повода для того, чтобы не верить Саге. Она никогда не лжет ему.