Смерть на двоих - Татьяна Смирнова Страница 11

Эта комната называлась «красной гостиной» и не нравилась женщине. Хотя была очень красиво обставлена, мебель делали на заказ, и она бы удовлетворила самый изысканный вкус. Но, возможно, как раз изысканности всю жизнь и не хватало дочке французского моряка и простой неграмотной итальянки. Она умела носить дорогие платья и правильно обращаться со столовыми приборами, читала, писала, играла на нескольких музыкальных инструментах и великолепно пела… Но все же ловчее всего ее хрупкие руки с тонкими аристократическими пальцами справлялись с починкой рыбацких сетей и штопкой чулок.

Сочетание бордового лионского бархата с позолотой и темным деревом слишком живо напоминало ей вычурную роскошь фамильного замка Кастильяно в Толедо, который принадлежал ее мужу, жестокому человеку и грешнику, и ту страшную ночь, когда она, Беатрис, и ее слуга, Ухо, чуть не погибли – все то, что она хотела, но не могла забыть.

Она распутала завязки плаща и сбросила его на низкий столик. Молчаливый слуга, брат Джакомо, зажег свечи и, не говоря ни слова, вышел. Женщина до сих пор не знала, немой он или просто молчун… Или имеет прямой приказ не открывать рот без крайней нужды.

Однако одиночество Джованны длилось недолго. В комнате, по своему обыкновению без стука, появился тот, кого она даже в мыслях старалась называть только «Лоренцо».

Он смыл грим – и сразу помолодел лет на двадцать. А сколько ему на самом деле? Джованна этого никогда не знала, как не знала и его настоящего имени.

Лоренцо избавился не только от грима, но и от старческой сутулости, выпрямился, разминая плечи. Джованна со странным удовольствием смотрела, как под белой сорочкой из тонкого полотна мощно, красиво и пугающе перекатываются литые мускулы. Лоренцо внезапно обернулся и перехватил ее взгляд.

– На моих глазах совершается волшебство Медеи, – с улыбкой пояснила Джованна.

Лоренцо пожал плечами.

– Думаю, путешествуя со мной, вы видели достаточно чудес, чтобы не удивляться примитивным способам камуфляжа.

– О да, – кивнула женщина, – чудес я насмотрелась. Но, сдается мне, как раз вас настоящего я и не видела.

– Это было бы не то зрелище, которое я бы хотел вам показать.

Джованна вскинула брови, но тотчас поняла, что объяснений не будет.

– Я отчего-то не хочу спать, – задумчиво произнесла она.

– Вам беспокойно?

– Нет. Мне хорошо. Вот только спать совсем не хочется. Вы уже продумали, что мы будем делать дальше? В связи с этой странной смертью в саду?

Лоренцо кивнул, не отводя взгляда от плывущего язычка пламени свечи.

– Будем собирать информацию. Кто владеет информацией, тот владеет миром. – Он игриво прищелкнул пальцами. – Пока с уверенностью можно сказать только одно: в доме Сесила новый «Запечатанный узел». Их «Тайную вечерю» я видел своими глазами, значит, сведения можно считать достоверными. Но то, что случилось с посланцем, было для них неожиданностью, готов поклясться. Так что первый ход в игре сделал неизвестный. И это был сильный ход. Завтра мы ему ответим. Ход за ходом и, глядишь, через пару недель мы с ним познакомимся, – Лоренцо неожиданно подмигнул женщине. Она невольно улыбнулась.

– Наш ход тоже будет сильным?

– Посмотрим. С одного хода партию не выиграть. А демонстрировать свою силу иногда не слишком разумно. Жизнь – игра. А политика – это очень серьезная игра. Министр иностранных дел играет с королем Яковом, Его Святейшество – с Луи, для отца Витторио весь мир – шахматная партия. Не сыграть ли и нам с тобой в игру королей?

С этими словами Лоренцо сбросил на пол ее плащ, легко передвинул массивный столик, расчерченный черными и белыми клетками, и опрокинул над ним ящичек с тяжелыми фигурами из слоновой кости и эбенового дерева.

– Я опять проиграю, – заметила Джованна.

– Очень хорошо, – кивнул ей мнимый супруг, – проигрывая, учишься побеждать. Ты играешь белыми, так что – начинай.

Так, незаметно, они перешли на «ты».

* * *

Говоря о политике, как о большой игре, Лоренцо ничуть не кривил душой. Но эта поэтическая метафора имела и другой, буквальный смысл. И если во дворце лорда Хэя на Стрэнде собирались сливки общества, то его правая рука, виконт Каслри, коллекционировал лучшие умы Лондона. Делал он это весьма оригинальным способом. Двери его особняка на Кинг-стрит открывались каждый вечер для тех… кто был не прочь составить партию в карты. Этим обществом, весьма и весьма избранным, казалось, никто не управлял, никто не заботился о том, чтобы гости не скучали и не чувствовали неловкости. Сам хозяин появлялся среди гостей далеко не всегда, но это никого не удивляло. В просторном зале, за столиками, покрытыми зеленым сукном с въевшимися меловыми крошками, встречались представители таких древнейших родов, как Фулборны и Уинтерингемы, коммерсанты, сделавшие состояния на колониальной торговле, поэты и драматурги, чиновники, офицеры и даже – о ужас! – артисты. Здесь как-то не принято было морщить нос и меритьсячинами или предками. За зеленым сукном ценились раскованный ум, свежий взгляд на вещи, независимость суждений и, конечно, доступ к последним новостям: политическим и светским. Этот своеобразный клуб, как и баня, уравнивал многих, пусть и на короткий промежуток времени…

За столиками у виконта играли не только в покер. Здесь велись и другие игры, не такие безобидные. На кон ставилась политика Европы, а за партией следили полномочные послы и люди менее официальные, но не менее внимательные. Хозяин дома хотя и редко выходил к гостям, не был таким легкомысленным, чтобы оставить совсем без присмотра такую интересную компанию. Каждый лакей, кроме своих непосредственных обязанностей, имел еще одну должность, и тот, кто справлялся с ней плохо, на службе у виконта не задерживался. Холеная рука аристократа обладала поистине железной хваткой.

К слову, большинство завсегдатаев не имели ни малейшего понятия о «подводных течениях» в доме на Кинг-стрит, а ценили лишь отличный стол и превосходную компанию. К их числу относился и гвардейский офицер Питер Дадли. Молодой дворянин не слишком любил карточные баталии, хотя за столиком держался вполне уверенно. С виконтом их связывало давнее приятельство и поистине несчастное стечение обстоятельств: женщины, которых выделял Каслри, обычно предпочитали его молодого друга, а те, кто нравился Дадли, как назло, предпочитали виконта. Впрочем, в сугубо мужском обществе, которое собиралось на Кинг-стрит, это обстоятельство не имело значения.

Каслри и в этот раз не счел нужным почтить общество своим присутствием, но свет в окне на втором этаже, в левом крыле дома, говорил о том, что хозяин на месте и, как всегда, с головой погрузился в государственные дела. Дадли поднялся наверх, уверенно отстранив лакея, постучал в один из кабинетов и услышал ожидаемое «войдите».