Заложница командора - Виктория Серебрянская Страница 11

— Ки-ин, ну же! Нам ведь раньше было хорошо вместе…

Он молчал и не двигался. Словно перед девушкой был не живой мужчина, а статуя из мрамора и бетона. Словно спрашивая ее: а не ошиблась ли ты, детка?

И килла как будто признала свое поражение. Ее ладони, лежащие до этого на груди мужчины, медленно и плавно скользнули вниз. Я не поверила своим глазам, когда увидела, как брюнетка, хитро улыбаясь, взялась за пояс брюк командора. Он стоял и не двигался, просто глядя на нее сверху вниз. А она почти облизывалась, как ребенок при виде огромной порции мороженного. В том, что с сравнением я не ошиблась, я поняла в тот момент, когда изящные ручки брюнетки освободили член командора.

Никогда не думала, насколько это эротично и возбуждающе – подглядывать в замочную скважину. Мне краска бросилась в лицо, а дыхание непроизвольно участилось, когда килла медленно и изящно опустилась перед командором на колени, и, как ребенок лакомство, лизнула вялый и равнодушный орган снизу вверх. Обвела кончиком языка полускрытую плотью головку. Пощекотала.

Мне было и стыдно, и жарко в моем убежище. Разум и совесть вопили, что нужно отвернуться, что это неприлично. Но я, будто зачарованная, смотрела, не отводя глаз, как постепенно оживает мужской орган. Как килла, широко открыв рот, буквально насаживается на член, почти утыкаясь в ширинку тщательно накрашенными огненно-красной помадой губами. И как потом эти губы скользят обратно, выпуская из влажного плена чуть заметно подрагивающий корень.

Командор смотрел равнодушно. Словно ему не минет делали с мастерством порноактрисы, и читали проповедь о плотском грехе. И только все чаще и чаще поднимающаяся грудная клетка мужчины предательски показывала, что он далеко не так спокоен, как может показаться со стороны.

Килла хитро косила на своего партнера темным глазом. Не знаю, что она могла увидеть в этом равнодушном, почти каменном лице, но внезапно она прервала свое занятие. Последний раз лизнула значительно увеличившийся в размерах орган, отследив кончиком языка одну из многочисленных вздутых вен, и легко поднялась на ноги. Словно ее вздернули как куклу за ниточки.

Я позавидовала легкости движений этой девицы. Она стояла на тоненькой металлической шпильке высотой не менее девяти-десяти сантиметров. А двигалась так, словно была босиком. При этом покачивая бедрами с хищной, текучей грацией. Вот и сейчас она не шагнула, а скользнула ближе к столу. Оглянулась, призывно глядя на командора, и медленно, очень медленно склонилась лицом к столешнице, в такт тягучему соблазнительному движению обеими руками задирая подол.

Я едва не икнула от увиденного. В последнюю минуту успела зажать себе рот. Вот недаром интимная жизнь называется интимной. Под роскошным огненным атласом платья киллы из белья были только чулки на тончайшей, как паутинка, резинке. А между двумя упругими и пышными половинками влажно поблескивала ничем не прикрытая промежность.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Сколь рьяно я пыталась заставить себя отвернуться и не подглядывать за чужими сексуальными играми, столь же рьяно я стала проклинать командора за то, что он своей широкой спиной загородил мне весь обзор. Теперь я видела только как он ритмично двигал бедрами вперед, сопровождая почти каждое такое движение звонкими шлепками по обнаженной женской плоти. Килла стонала, не смущаясь никого, раз за разом умоляя партнера: «Еще»!

Финал поединка ознаменовал почти звериный рык мужчины и долгий, протяжный стон киллы. Они финишировали почти одномоментно. Я завистливо вздохнула. У нас с Мираком такого единства не было.

Командор помог девице принять вертикальное положение. Заботливо одернул ей юбку. Я умилилась. Бывают же такие мужчины! Хоть и любовник.

Килла с затуманенным взглядом потянулась к его губам, одной рукой обнимая мужчину за шею. И тут килл показал, насколько сволочная натура у этой расы. Он перехватил девушку за горло, не давая приблизить ее лицо к своему и жестко отрезал:

— Мидес, запомни: это было в последний раз!

Ярко-красные губи скривились в капризной усмешке:

— Почему? Тебе не понравилось? Я плохо постаралась? Так накажи меня! Накажи так, как умеешь только ты!

Не смотря на довольно жесткий захват на шее, килла все равно пыталась дотянуться до мужского рта. Но командор без особых усилий отстранил ее от себя:

— Пуст тебя наказывает Грэйн. А для меня непозволительная роскошь – наживать себе врагов в правящей верхушке родной планеты, трахая чужую жену.

Несколько секунд пара стояла, глядя друг другу в глаза. Мне с моего места хорошо было видно, как килла медленно осознавала услышанное. Осознавала, но, кажется, никак не могла поверить.

Командор наконец отпустил горло девушки, напоследок пройдясь по нежной коже длинным ласкающим движением. Когда его рука бессильно упала вниз, килла вопреки услышанному, сделала такое движение, словно хотела бросится командору на шею. Но он предугадал ее желание. Один стремительный шаг назад, и командор разворачивается и исчезает из поля моего зрения. Спустя секунду мягко щелкает закрывшаяся дверь. Я осторожно перевела дух. Почему-то из этой парочки именно мужчина мне казался наиболее опасным. Теперь оставалось только дождаться, когда в след за своим любовником уйдет и килла.

Но девушка уходить не торопилась. Она вообще после ухода командора словно окаменела. Стояла, не шевелясь, на том же месте и в той же позе, что он ее и оставил. Словно умерла или окаменела. Мне ее даже жаль стало. Захотелось выбраться из шкафа и утешить хотя бы словом. В последний момент сама себя остановила. Меня отрезвила мысль о том, как я буду пояснять, что делала в шкафу и почему подглядывала.

Я еще не успела как следует отругать себя за очередную дурость, как килла внезапно ожила. Но, честное слово, лучше бы она и дальше стояла как каменная. Я бы посидела в шкафу хоть до утра. Это было проще, чем наблюдать, как сходит с ума отвергнутая любовником женщина. А килла на эмоции не скупилась. Все, что не было убрано и не было закреплено, было схвачено и брошено в ближайшую стену или пол изящной ручкой девицы. Я вздрогнула, когда отброшенное этой ручкой в сторону кресло, на котором обычно сидел хозяин кабинета, с силой врезалось в мое убежище. Дверца сначала захлопнулась до конца, отрезая меня от кабинета и бьющейся в истерике киллы, а потом нехотя, со скрипом, открылась почти на ладонь шириной.