Грань времени - Райса Уолкер Страница 11

Я прижимаю дневник к груди.

– Нет. Я еще даже не смотрела эти видео. Я посмотрю их наверху, и, если найду что-то важное, расскажу тебе. У тебя это может занять в два раза больше времени.

Кэтрин в состоянии видеть и слышать видео в дневниках, и даже просматривать некоторые места перемещений в журнале стабильных точек, но ген ХРОНОСа, кажется, мутирует и деградирует со временем, или, возможно, это связано с опухолью и ее лекарствами. Ей трудно удерживать внимание в течение долгого времени. В прошлом она шутила, что это все равно что идти по туннелю, разговаривая по мобильному телефону – связь часто прерывается, но, когда я упоминаю об этом, ее взгляд становится острее. Очевидно, сегодня она не в настроении шутить об этом.

– А что, если ты упустишь что-то очень важное? – спрашивает Кэтрин. – Я гораздо лучше тебя знаю, чем мы здесь занимаемся. Какая-нибудь важная деталь легко может остаться незамеченной. И позволь напомнить тебе, что мои записи ты просмотрела – по крайней мере, те, которые имели отношение к твоему перемещению в 1893 год.

Ладно, это правда. Я смотрела личные записи Кэтрин, готовясь к путешествию на Всемирную выставку. Но она знала, что было в этих дневниках, когда передавала их мне. Более того, Кэтрин, которую я видела в этих записях, была частью ее далекого прошлого.

А я, в свою очередь, абсолютно не представляю, что найду в этих видео, кроме предостережения Кирнана о том, что здесь могут быть некоторые вещи, которыми я не захочу делиться. Да, Кейт в этом видео не совсем я, но мысль делиться содержимым дневника мне не нравится. Эта Кейт – не часть моего прошлого, но часть некоего альтернативного настоящего и будущего. Я даже не уверена, хочу ли сама смотреть эти видео, и я абсолютно точно знаю, что не посмотрю их в одной комнате с бабушкой, особенно после слов Кирнана о том, что там полно разговоров о ней.

Я копирую упрямое выражение лица Кэтрин.

– Это не обсуждается, Кэтрин. Когда я решу, какие из этих записей имеют отношение к нашей работе, ты сможешь их просмотреть. А пока ты ждешь, может, закажешь мне курс изучения русского языка? Кирнан сказал, что Москва будет следующей, если мы будем следовать тому же порядку, что и в прошлый раз, хотя я бы скорее отправилась сначала в Австралию. Он сказал, что там все прошло довольно легко.

Кэтрин морщится.

– Эдриен… Трудно поверить в то, что она захочет сотрудничать. Хотя «легко» звучит правдоподобно.

Я понятия не имею, что она имеет в виду, но она не отвечает на мой немой вопрос.

– И у меня уже есть такой языковой курс, – продолжает она. – Я прекрасно знаю, что в списке есть путешествие Уоллеса в Москву.

Ее критичный тон выводит меня из себя.

– Существует список? Может быть, распечатаешь мне его копию? Это могло бы пригодиться, ведь я здесь исполняю роль путешественника.

Кэтрин сердито смотрит на меня, встает из-за стола и в гневе выходит из кухни. Коннор бросает на меня укоризненный взгляд и следует за ней.

Выражение лица у папы почти такое же, как у Коннора.

– Знаешь, тебе бы не помешало быть немного снисходительнее к Кэтрин.

– Прости меня, папа. Но… ей, кажется, очень хочется держать каждую мелочь под контролем. Она не дает мне нужной информации, а спустя десять минут ждет, что я буду знать все до мельчайших подробностей. Я не умею читать мысли. И этот дневник – личный. – Я беру со стола черничный кекс и салфетку, наклоняюсь и торопливо целую его в щеку.

– Чем заслужил? – спрашивает он.

– Это извинение за шутку с Альфонсом. И просто так. Ты же собирался идти встречать Сару?

– Да, мне уже пора выдвигаться. Уверена, что не хочешь пойти со мной?

Я качаю головой.

– Ты знаешь, что мне нравится Сара, и ты знаешь, что я люблю художественные музеи. Но мне не нравятся Сара и художественные музеи вместе. – Его девушка преподает историю искусств, и обычно с ней очень весело, но она переходит в режим доцента, когда вокруг появляются картины или статуи.

– Мы могли бы посочинять всякие истории, как в прошлый раз, – предлагает он.

– Саре это показалось не таким забавным, как нам. И вообще, – говорю я, поднимая дневник, – у меня свидание с моим вторым «Я». Ты ведь не задержишься, да? Трей должен быть здесь в…

– Да, я знаю. В семь тридцать, – смеется он. – Не волнуйся. Лазанью осталось только положить в духовку. Салат готов. Я принесу десерт и свежего хлеба. Все будет прекрасно.

Я обнимаю его на прощание и поднимаюсь наверх. Даже если все будет идеально, я наверняка буду так нервничать, что не смогу есть. Часть меня думает, что планировать ужин здесь было плохой идеей, потому что для Трея все это непросто. Но в той, другой, временной линии мы практически все время проводили в этом доме вместе. Так что, может быть, нам не хватало именно этой атмосферы.

Поднявшись наверх, я меняю свою одежду 1960-х годов на более удобную и сворачиваюсь калачиком на диване. Затем беру дневник и некоторое время колеблюсь, все еще не совсем уверенная, что готова. Хотя Кирнан настаивает на том, что эта Кейт действительно я, только с другим набором воспоминаний, я все же не могу не рассматривать ее как самозванку – фальшивую Кейт, которая использовала мою личность и мое тело и, по-видимому, хорошо повеселилась, прежде чем исчезнуть. Да, это нелогично, но я глубоко обижена на другую-Кейт, и какая-то часть меня не хочет больше ничего о ней знать.

Но если я не посмотрю эти видео, то это сделает Кэтрин. Одна из нас точно должна это сделать. Было бы невероятно глупо не поучиться на ошибках, которые мы совершили в том альтернативном прошлом. Поэтому я открываю дневник, перелистываю к последним страницам, на которых другая-Кейт сохранила свои видео, и нажимаю на первую ссылку.

На голографическом дисплее появляется мое лицо, и поначалу так близко, что я вижу каждую ресничку. Через мгновение другая-Кейт отодвигается чуть дальше. Она, кажется, нервничает, и я не могу не вспомнить то время, когда мы с Шарлейн выложили то глупое видео на ее страничке в Facebook. Но в этом видео нет никакой Шарлейн, только девушка, выглядящая точно так же, как и я, за исключением еле заметного шрама на моей шее и подбородке.

Первая запись, озаглавленная простым «1», очень коротка. Другая-Кейт говорит:

«О’кей, я не уверена, работает ли это. Выключу и проверю, а потом вернусь».

На следующей записи, снова без какого-либо описания, другая-Кейт выглядит гораздо более расслабленной. Она сидит в комнате, кажущейся немного меньше, чем эта, и вид в окне позади нее напоминает округ Колумбия. Другая-Кейт складывает ноги в полулотос и делает глубокий вдох, продолжая:

«Ладно, это моя первая запись в дневнике, и я еще не совсем освоилась с этой штукой, но Кэтрин говорит, что записывать все, что мы делаем, – хорошая идея, и это намного быстрее, чем описывать вручную каждый день. Я бы предпочла делать это на своем компьютере, но, наверное, так лучше, и я быстрее привыкну к оборудованию. Этот месяц был каким-то невероятным во многих смыслах, и я не знаю, может быть, это пойдет мне на пользу. Такие перемены, которые я пережила всего за пару недель, могут нехило пошатнуть сознание. Может, если я буду изливаться здесь, то смогу избежать встречи с мозгоправом. Хотя у меня все еще бывают моменты, когда я думаю, что все это какой-то психический припадок и что мне нужно сходить ко врачу. Мама наверняка согласилась бы, если бы она была здесь».