Фаворитка - Юлия Цыпленкова Страница 11

— Государь, — говорил старший Говмонд, едва ли не видя в монархе равного себе человека, — вам, как никому другому известно, что простолюдинов и всякое быдло стоит постоянно держать в повиновении и напоминании о их месте…

Мое появление прервало его милость. Обернувшись, он чуть приподнял брови в удивлении. После оглядел меня с ног до головы, изобразил галантный поклон и как-то искушающе улыбнулся:

— Доброго дня, прелестная дама. Не имею чести знать вас, но уже покорен…

— Доброго дня, господа, — произнесла я учтиво, игнорируя нежданного поклонника, и подошла к государю. Представлять себя я не спешила.

— Ее сиятельство – графиня Тибад, — негромко произнес младший Говмонд, улучив момент, пока на него не обращали внимания.

— О-о, — донеслось негромкое восклицание старшего барона. — Хороша…

Государь, успевший подняться мне на встречу и усадить в кресло, с которого встал, обернулся и окинул старшего Говмонда непроницаемым взглядом. После занял другое кресло, стоявшее рядом с моим, закинул ногу на ногу и велел с обманчивой любезностью:

— Продолжайте, ваша милость, очень познавательно.

Не поняв подвоха, его милость благодарно склонил голову и продолжил навлекать на себя неприятности.

— Я и говорю, Ваше Величество, разве же мы заслужили высочайший гнев, коли стремимся удержать ваш народ в повиновении и страхе перед вашей властью? — его на мгновение прервал усилившийся вой, и отец скорбно вздохнул.

— Экзекуция уже идет? — спросила я Ива, без всяких извинений прервав барона.

— Еще нет, — ответил государь.

— Что ж она так воет? — изумилась я.

— Ее милость, должно быть, полагает, чем громче, тем жалобней ее страдания, — усмехнулся государь. — Вам ее жалко?

— Мне жалко времени, которое у нас отняли, — ответила я. — А еще мне жаль литенцев, вынужденных терпеть ежедневно то, что мы наблюдали на тракте. И пока я сочувствовала всему городу, моя жалость иссякла. Похоже, она не беспредельна.

— Но Сурди – девица! — не выдержал жених баронессы. — Она нежна и невинна! Молю, государь…

— Так о чем вы там говорили, ваша милость? — не обращая внимания на графа, спросил монарх. — Вы продолжайте-продолжайте, у вас недурно получается. Так что там с моим народом и вашим радением за мою власть?

Барон открыл рот, но отчего-то не решился исполнить повеление короля. Должно быть, до него, наконец, дошло, что происходит. Его милость невразумительно хмыкнул, одернул рукава сюртука и вдруг переспросил с неожиданным подобострастием:

— Что продолжать, Ваше Величество?

— Ваше сиятельство! — градоначальник шагнул вперед. Его взор был устремлен на меня: — Вы ведь женщина, вы же понимаете, как ей, бедняжке, сейчас страшно. Прошу, замолвите слово за баронессу. Она не выдержит истязаний!

Я промолчала. В гостиной находился государь, и он принимал решение о чье-либо участи, как и раздавал право, кому спросить, а кому ответить. Нарушать этикет в доме градоначальника Литена я не собиралась.

— Госпожа графиня, молю!

— Ваше сиятельство, вас в хлеву воспитывали? — не глядя на графа, вопросил монарх, после устремил на него взор и уже не сводил, продолжая чеканить: — Или вы почитаете себя превыше всех законов?

— Позвольте высказаться, государь, — наконец, заговорила я. Король кивнул, и я развернулась к нему, так показав, что отвечать градоначальнику я не собираюсь, но желаю говорить с самим монархом, и Ив поглядел на меня: — Смею заметить, Ваше Величество, что его сиятельство законы почитает, и первый из них – требования будущего тестя и его взбалмошного семейства. Так что, если уж у кого-то и спрашивать отчета, то у хозяина его сиятельства – барона Говмонда. И желание, чтобы городские стражи сопровождали баронессу, принадлежало именно ее отцу, а будущий зять не сумел возразить. Он души не чает в своей невесте.

— Это ложь! — округлил глаза барон. — Мы…

Я повернула голову и окинула его милость взглядом, будто впервые обнаружила его присутствие. После приподняла брови, хмыкнула и отвернулась, так ничего и не ответив на обвинение во лжи. Капралу Штоль немало выболтал в нашей дружеской беседе, а ему я верила. Что же до слов зарвавшегося барона, то я была выше их. Меня не задело.

— Как жаль, что невеста не отвечает жениху взаимностью, — усмехнулся государь. — Стало быть, мой дорогой граф, вы бросили свою жизнь и свою честь к ногам легкомысленной особы?

Градоначальник, вдруг вспомнив о правилах, опустился на одно колено и склонил голову:

— Позвольте возразить, государь, Сурди любит…

— Не стоит стараний, ваше сиятельство, — отмахнулся Ивер, — я верю своим глазам, а они мне ясно показали, что из себя представляет девица, готовая предлагать себя первому встречному, даже если этот встречный король. Порка вашей невесте необходима, и будем надеяться, что она извлечет из нее хоть какой-то урок. И оставим это, дело баронессы закрыто…

— Но она не…

— Довольно, — с ноткой металла в голосе ответил монарх. — Вам бы не о юной куртизанке заботится, а о себе. Если баронесса Говмонд виновна лишь в собственной глупости и распущенности, то с вас спрос будет иным.

Старший барон Говмонд неожиданно ожил. Он кашлянул, привлекая к себе внимание, а после, поклонившись, произнес:

— Ваше Величество, мы с сыном не смеем вмешиваться в дела государственной важности. Позвольте нам откланяться…

— Стоять! — резко произнес государь.

Он поднялся на ноги и неспешно направился к наглецу. Я наблюдала за тем, как король приблизился к старшему барону, превышавшему короля в росте на голову, заложил руки за спину и полюбопытствовал:

— Куда же вы торопитесь, ваша милость? У нас с вами была столь увлекательная беседа, что расставаться с вами я пока не намерен. Впрочем… — он склонил голову к плечу, и я ясно представила кривую ухмылочку, хорошо знакомую мне в минуты, когда государь над кем-то издевался, — я, пожалуй, все-таки отпущу вас ненадолго.

— Ваше Величество, — барон прижал ладонь к груди и галантно поклонился, — благодарю за милость…

— Ко мне! — не слушая его милость, повысил голос король, и в гостиную вошел гвардеец. — Отца и сына Говмонд на рыночную площадь, — приказал монарх, — к позорному столбу и по двадцать плетей каждому. После отвезете в острог и закроете каждого в отдельную камеру. Исполнять, — и, потеряв интерес к барону, чье лицо вытянулось, развернулся и направился обратно к градоначальнику.

Я видела, как побагровел старший Говмонд. Он судорожно вздохнул и кинулся за королем.

— Государь! — гвардеец оказался проворней. Он нагнал барона в двух шагах от короля, ударил  его милость по затылку, и когда тот упал, скрутил руки за спиной.

Младший Говмонд дернулся было, но благоразумно удержался от еще одной глупости, ему и без того уже хватало обвинений. А то, что монарх не намерен ни шутить, ни просто журить, ему хватило ума понять. И потому молодой барон послушно поднялся с колен, когда другой гвардеец сжал его плечо, и направился на выход.