Говорящая с призраками. Дитя Ноктурны - Нина Линдт Страница 11

Он долго не мог встать. Казалось, силы покинули его. Было страшно даже представить, что сейчас творится в душе Наташи. Триумф, восторг, нервное напряжение… Закрыв рукой глаза, он сидел, слушая, как настраивают инструменты в оркестровой яме, как гудят взбудораженные зрители. Подпитка была такой сильной, что от нее кружилась голова, как от хмеля, поднесенного Вакхом.

Впервые за все время его существования слеза выкатилась из глаза и пробежала жгучей дорожкой по щеке. Это было невероятно. Она была невероятна. Как может человек быть так прекрасен в танце? Говорить, плакать и смеяться движениями? Он будто слышал слова любви и боли, которые она одним взмахом изящной ножки могла сказать всему залу.

Бог есть, если есть такая красота. И как хорошо, что он смог коснуться этого мотылька, не смяв ему крыльев, не уничтожив его красоту и легкость. Он — самое низкое, самое примитивное и самое пошлое из существ — принял участие в создании шедевра. Какое счастье выйти из темноты ночи, чтобы не только сохранить разожженный кем-то огонь, но и сделать его выше и ярче!

Давно Настя не получала такого удовольствия от балета. Точнее сказать, никогда. Никогда еще ей не приходилось видеть такую балерину, как Наташа: гибкую, легкую, пронзительную. От каждого ее движения и прыжка в восхищении замирало сердце. И по воцарившемуся в ложе молчанию, и по гулу зала она поняла, что ее спутники тоже переживают первый акт балета как нечто особенное.

— Она само воплощение танца, — наконец разомкнул губы граф Виттури. — Я давно не видел Терпсихору. Это лучше танца семи покрывал Саломеи. Это не может быть человек.

— Это человек, — простонал Габриэль.

Настя повернулась к нему и ужаснулась: ангел был бледен, татуированные розы шипами вонзились в его кожу на шее, синяя майка почернела от крови, с пальца правой руки капала на ковер кровь.

Лика бросилась к нему, но Габриэль остановил ее:

— Нет. Не надо. Я заслужил.

— Но твоя кровь… она красная. Как у людей. — Лика непонимающе посмотрела на графа Виттури. — Но я уверена, он — ангел.

— Ты что-то вспомнил, Габриэль?

— Да. Это она. Это дочь Ноктурны.

Габриэль горько заплакал.

— Я думал, я смогу повернуть вспять дьявольский заговор одним словом. Спасти ее мать, не марая рук о ее душу. Я пал так низко.

— Наказан за бездействие, — сурово промолвил граф Виттури.

— Конечно… я же такой гордый был, чистый… белый… — Габриэль выплевывал каждое слово с презрением, а Настя завороженно смотрела, как падают с его раскрытых ладоней густые тугие капли крови. — А теперь кровь убитых Ноктурной на моих руках…

Смотреть, как плачет ангел, было невыносимо.

— Ну что ты, — глотая слезы, сказала Настя, взяв его за руку. — Тебе дали второй шанс. Мы заберем ее, вернем Ноктурне человеческий облик, разрушим зло. И вот увидишь, тебя простят.

— Конечно, простят, — эхом откликнулась Лика.

— Тебя не простят. — Голос демона тяжелой нотой ворвался в уговоры девушек. — Но ты можешь очиститься перед самим собой. Этого у тебя не отнимет никто, Габриэль. Простить самого себя. Если сможешь.

Насте показалось, что граф говорит не об ангеле. А о себе. Так много горечи было в его словах.

Габриэль кивнул.

Антракт подходил к концу, а они так и не вышли из ложи. Один раз к ним заглянул Локи. Демон сидел с мрачным лицом, глядя вниз, в зал, где двигались туда-сюда зрители.

Прозвенел третий звонок. Свет начал гаснуть. Занавес поднялся, и зал перенесся на кладбище, куда приходит друг Жизели оплакать ее смерть. Из тьмы леса появляются вилисы — духи невест, умерших до свадьбы. Они кружат вокруг бедного мужчины в пляске, увлекая его в дикий танец, пока он не падает бездыханным на землю. Вот появляется граф, он тоже пришел на могилу Жизели. Вилисы радостно бросаются на новую жертву, заставляя его плясать до самой гибели. Дикие духи девиц кружат и кружат несчастного юношу, и он уже еле переставляет ноги. И тут появляется призрак Жизели.

Наташа предстала из могилы бледная, почти прозрачная, словно и вправду стала лишь призраком жизнерадостной девушки, которая так наслаждалась каждой минутой жизни в первой части балета.

Перед чистой любовью зло отступило. Вилисы постепенно сдавали свои позиции, а граф получил возможность остановить свой безумный танец и узнал в призраке Жизель.

Настя была так увлечена борьбой добра со злом на сцене, что вздрогнула, когда граф Виттури взял ее за руку.

— Пошли.

— Куда?

Но он лишь сильнее потянул ее за собой. Еще одурманенная музыкой, Настя вышла вслед за ним. У входа в ложу их ждали Лика и Габриэль.

— Берете Настю, Диего, Джонни. Забираете девчонку прямо со сцены как можно скорее. Идете к служебному выходу. Там вас ждут. Театр окружен. Давайте.

Больше вопросов Настя не задавала.

Музыка, казалось, аккомпанировала их мрачному настроению. Вслед за ангелами она прошла в служебные помещения, там к ним присоединились вооруженные и серьезные Диего и Джонни. Парни контрастировали по внешности и вооружению, но, судя по тому, как они проверяли дорогу, переглядывались и делали знаки, сейчас их личные проблемы были отодвинуты в сторону. Они работали слаженно и тихо. Лика вложила стрелу в лук, но тетиву не натягивала, иногда нервно лаская ее кончиками пальцев.

Настя держала руку на мече, но вытаскивать его не спешила: ей не хотелось никого пугать. Свет, и так горевший приглушенно, начал вдруг слабеть.

— Скорее, — прошептала Лика.

Настя видела, как над губой у ангела блестят золотистые капельки пота. Диего открыл дверь, и они вышли в коридор с гримерками. Мимо них пробегали балерины и работники театра, но, опешив, прижимались к стенам при виде странной группы: впереди решительно шел, блестя неестественно зелеными глазами, красивый парень с чертами негроидной расы, но белой кожей. Вслед за ним — с серебряным топориком в руке одноглазый блондин в шикарном костюме, за которым двигалась ангельски красивая девушка в легком платье и с луком в руках, потом еще одна в сарафане цвета хаки с мечом, а за ней окровавленный панк.

Музыка становилась все громче, и Диего наконец увидел сцену.

Он остановился и кивнул Насте:

— Ты идешь первой.

— Прямо так? — Насте казалось страшным преступлением прервать такой балет.

— Можешь выйти на носочках, — предложил Джонни и, схватив ее за плечо, жестко сказал: — Хватай девчонку, мы прикроем. Постарайся успокоить ее.

— Ты совсем? Как я успокою человека, которому ломаю премьеру?

— Тогда бей ее по голове и тащи давай!

Он выпихнул ее на сцену и выбежал следом.