Перстень альвов. Кубок в источнике - Елизавета Дворецкая Страница 11

Альвкара сказала:

– Рада я выполнить

волю Властителя,

если защитой

мне он послужит.

Дух твой пребудет

спокойным, о брат мой!

Убийце отмщу я,

как воин отмстил бы!

Тогда с неба спустились восемь прекрасных дев на конях цвета пламени, и девятого, свободного коня они привели с собой, и он был самым лучшим. Альвкара села на этого коня, и он умчал ее в небо. С тех пор она стала валькирией и носилась в битвах над землею и морем.

Так кончается первая песнь об Альвкаре.

Когда сказитель окончил, в гриднице еще некоторое время стояла тишина. У женщин на глазах блестели слезы, на лицах мужчин отражалось волнение.

– Это очень хорошая песнь, – сказал Хельги, стягивая с пальца золотой перстень и подавая его певцу. – Прими это от меня в награду за твое искусство.

– Хорошая песнь! – поддержал Торвард ярл и украдкой подмигнул своему другу Халльмунду, который все время силился подавить зевок. – И не слишком длинная…

– Но это, выходит, первая песнь об Альвкаре? – стал расспрашивать воспитатель Хельги, Аудольв по прозвищу Медвежонок. Мощной фигурой, широким низколобым лицом, заросшим темной бородой, он и правда отчасти напоминал медведя. – Так ты сказал, да? О мудрый колебатель арфовых волос! – А значит, где-то есть и вторая? Не пропоешь ли ты нам и ее? Хотелось бы знать, чем же кончилось дело. Отомстила она за своего брата или нет?

– В этом не приходится сомневаться! – холодно вставила кюна Ульврун. – Она отомстила, да так хорошо, что мы с тех пор пять веков не можем помириться с кваргами! И некоторые даже сомневаются, в удачный ли день родилась эта славная женщина!

Сомневалась в первую очередь сама кюна Ульврун.

– Кварги первые начали! – загомонила гридница. Рауды были рады получить лишнее подтверждение, что их древние и вечные враги сами во всем виноваты.

– Гамард первый начал!

– Он угрожал конунгу Халльмару!

– Грозил истребить его род!

– Наши конунги должны были защищаться!

– Так как же насчет второй песни? – не отставал Аудольв Медвежонок, отличавшийся истинно медвежьей настойчивостью. – А может, есть и третья?

– Вторая песнь есть, она сложена еще в древности, – ответил наконец певец. – Она повествует о мести Альвкары за Альвмунда. Но только я ее не знаю, – вынужден был он сознаться под настойчивым взглядом медвежьих глазок Аудольва – маленьких, глубоко посаженных, темных и жадноватых. – Ее знал старый Видкунн, мы с ним певали вдвоем, но он умер уж лет десять назад. И едва ли тут есть хоть один человек, который ее знает.

– Эх, вы! – упрекнул Торвард ярл. – Забыли славу своего племени! А теперь кварги все будут петь наоборот, и выйдет, что вы во всем виноваты! А вам и защититься от напраслины будет нечем!

– Это потому что наша кюна не любит песен об Альвкаре! – шепнула Торварду на ухо служанка. Молодая, проворная девица с кошачьими зелеными глазами весь вечер потихоньку липла к знатному гостю, видно надеясь поживиться не только рассказами. – Потому что из-за нее, когда она в последний раз появлялась, рауды пошли в поход и голова Ульвхедина ярла украсилась золотыми рогами. Вот она ее и не любит, и у нас про это не пели.

– Рога – всегда обидно! – хохотнул в ответ Торвард ярл. – Даже золотые!

– А он и женат-то не был! – Служанка тоже рассмеялась. Она была слишком молода и никогда не видела Ульвхедина ярла, пропавшего двадцать семь лет назад, поэтому не жалела о нем.

– А где я могу найти человека, который знает эту вторую песнь? – спросил между тем Хельги. Песнь об Альвкаре понравилась ему больше, чем он показал.

– Я хотел бы тебе ответить… – Сказитель развел руками. – Но у нас такого человека нет. Поищи на Квиттинге, раз уж ты все равно туда плывешь. Там ее видели в последний раз.

Хельги молча кивнул. Он намеревался поискать на Квиттинге не столько песнь об Альвкаре, сколько саму Альвкару.

* * *

Дней пять или шесть погостив у кюны Ульврун, четыре корабля двинулись дальше. Еще несколько дней они плыли вдоль побережья на юг; миновав область Квиттингского Севера, теперь занятую раудами, они приблизились к рубежам Квиттингского Востока. Здесь начинались владения Дага хёвдинга, но до усадьбы его, которая называлась Тингваль – Поле Тинга, предстояло еще несколько дней дороги.

Вид берега быстро менялся, за обрывистыми склонами вдалеке вставали новые и новые горы. Эти горы уже принадлежали Медному лесу, внутренней области Квиттинга, и Альвкара завладела воображением Хельги с новой силой. Теперь она была уже где-то рядом – от этой мысли сердце начинало сильно биться. Горы Квиттинга, поросшие лесом, темно-зеленые с голубоватой дымкой, выглядели загадочными, скрывающими множество тайн, почти живыми. Низкие серые тучи пасмурного дня лежали, казалось, прямо на вершинах гор; как знать, что они скрывают под своим густым покровом? Не видно было ничего похожего на площадку, окруженную бурным пламенем, да Хельги и не ждал ее увидеть. Не может быть, чтобы для колдовского сна валькирии Один выбрал гору, которую можно увидеть с любого проходящего корабля. Ее гора подальше… «Как ее найти?» – снова и снова задавал он себе вопрос. Придется расспрашивать, и надо быть готовым к тому, что собеседник посмотрит на тебя с сомнением и ответит что-нибудь вроде: «Ты ничего не путаешь, ярл? Сорок лет тут живу, никакой Альвкары у нас в округе не бывало. Альва одна есть, Альвдис была, да померла зимой… А, у Хринга Рябины младшая дочь Альвхильда. А Альвкары никакой у нас нет и не было».

Что людям до древних сказаний? У них и своих забот хватает.

Песнь, услышанная в усадьбе Островной Пролив, все еще звучала в памяти Хельги. Образ Альвкары, прежде расплывчатый – он ничего-то не знал о ней, кроме того, что у нее пышные рыжие волосы, – теперь стал очень живым и ярким. Как горда, как отважна, как горяча сердцем была эта девушка! Как была она привязана к брату!

Стяг вышивала

светлая дева,

шлем и кольчугу

герою вручала,

победы желала

брату в сраженьях,

сплетала заклятья,

чтоб был невредим он…

Как хорошо! Хельги как наяву видел все это – и стяг, вышитый белыми руками конунговой дочери, и ее саму, подающую блестящий шлем воину, готовому в поход, – и воином этим был он сам, Хельги. Он видел ее, простирающую руки к небесам перед обагренным кровью жертвенником, молящую богов о защите для брата от вражеского оружия. И волосы ее точь-в-точь такого же цвета, как бурное жертвенное пламя, такой же неистовой волной вьются по ветру… «Она всегда сопровождала брата в походах…» Должно быть, она с детства все хотела делать вместе с ним, и копье валькирии, врученное Одином, не показалось ей новостью…

Брат мой рожден был

вместе со мною,