Свет. Испытание добром? - Юлия Федотова Страница 11

… – Да, – согласился Йорген. – Чудеса случаются, ты прав. Вот совсем недавно на экзамене по нумерологии я… – Тут он бросил опасливый взгляд на Легивара Черного и договаривать почему-то не стал. – Ладно, обо мне потом. Лучше расскажи нам о Гедвиг. Почему ты не взял ее с собой? Я по ней соскучился!

Улыбка Кальпурция вдруг стала смущенной, он потупился, отвел глаза.

– Да, она тоже скучает и очень хотела ехать. Но мне пришлось ее отговорить, да и фрау Нахтигаль, теща моя, сказала, что неразумно женщине в таком положении…

– Что?! – Легивар и Йорген вскричали не сговариваясь. – Ты хочешь сказать, что станешь отцом?!

– Очень на это рассчитываю! – признался южанин. И добавил скромно, минуту помолчав: – В конце осени ждем.

– С ума сойти! – восхитился Легивар. – Что же ты нам не отписал о такой радости?

– Не велели. Сказали, мало ли через чьи руки послание пойдет, вдруг какой недобрый глаз его увидит. Они же ведьмы, жена с тещей, разбираются в темных делах. И потом, я уже сам к вам собирался, так какой смысл…

– Подожди, – остановил друга маг. – Что-то я не пойму. Теща твоя – она разве не в Хайделе живет? Слишком часто ты ее поминаешь…

– А! Да разве я вам не писал? Они еще в марте всей семьей перебрались в Аквинару, – пояснил Кальпурций. – Теща, тесть, тетка Гедвиг с малолетней дочерью – уж не знаю, кем они мне доводятся, бабка ста тридцати лет от роду и три черных кота… или нет, кота два и одна кошка Элизабет. Дело в том, что Эмму – так тетку зовут, она тоже ведьма – замучили дурные предчувствия, какие – она не открыла, но настояла на немедленном переезде в Силонию, говорит, у нас безопаснее. Так что теперь мы собрались все вместе и живем поблизости. Очень удачно сложилось! – Видно, многосемейная жизнь пришлась силонийцу по душе, он прямо сиял весь, повествуя о новой родне. – А уж Гедвиг как довольна, она тосковала по матери…

Он еще много чего-то рассказывал, отвечая на расспросы Легивара, Йорген улыбался и кивал, но на самом деле их почти не слушал. Как-то смутно сделалось на сердце. Он искренне радовался счастью друга. И ведьму Гедвиг хоть и любил, но никогда не смотрел на нее иначе как на боевого товарища, близкого друга или, самое большее, сестру. И уж точно никогда не имел собственных планов на ее счет… Тогда откуда вдруг взялась в душе эта заноза, совсем тоненькая, но острая и колючая?

Может, суть в том, что в ту пору, когда он смотрел на Гедвиг как на товарища или сестру, у него самого была нареченная невеста? Та, которой теперь не стало?

Нет-нет, ничего трагического не произошло. Не загрыз ее ночной шторб, не унесло моровое поветрие либо иного рода несчастье. Все было по-житейски просто, такое случалось миллионы раз и еще миллионы раз случится…

Галера вошла в Озифский канал, тихо скользила меж его идиллически-зеленых берегов, и Йорген с Кальпурцием, устроившись в беседке на корме, оживленно обсуждали скорую свадьбу, одну на две пары… Тогда к ним подсела ведьма Гедвиг Нахтигаль, заговорила, и голос ее был чужим и хриплым.

– Ровно десять дней назад Илена Тиилл, дочь судии Вертиция Тиилла, стала законной женой Мирция Луулла, мага. Простите, я давно должна была вам сказать… – И расплакалась тихо, от сострадания, должно быть.

А Йоргену в тот миг показалось, что окружающий мир канул-таки во Тьму и жизнь утратила всякий смысл. Ведь как хорошо складывалось вначале! Он уже привык считать себя человеком солидным, семейным и о Кальпурции думал не иначе как «мой шурин Тиилл» (или как вариант «мой деверь Тиилл» – не разбирался в родстве, сомневался, как правильно). И отец, ландлагенар Норвальд, был бы рад этому браку, в кои-то веки не отругал бы сына, а похвалил. И сама дева Илена так нравилась ему, уж так нравилась, что наверняка это была самая настоящая любовь… Как вдруг рухнули в одночасье все чаяния и надежды!

Ланцтрегер страдал жестоко, целых пять дней. И в Аквинаре даже на берег не стал сходить, простился с Кальпурцием и его невестой на палубе. Гедвиг снова горько плакала, целуя его в нос (целилась выше, в лоб, но не достала). Должно быть, это собственные переживания сделали его восприимчивее к чувствам других, потому что в голове вдруг мелькнуло непозволительное: а что, если не от сочувствия вовсе она плачет так безутешно? Но он сразу прогнал такую мысль прочь, потому что Гедвиг Нахтигаль была невестой лучшего друга, и это уже никак нельзя было изменить…

Тогда нельзя было, а теперь – тем более. И от занозы своей дурацкой, ненужной он очень хотел избавиться. Только не получалось почему-то, она больно кололась внутри…