Потомки джиннов - Элвин Гамильтон Страница 11

Шазад проворно выхватила у Ахмеда бутылочку, сорвала у себя с шеи куфию и пропитала жидкостью, от одного запаха которой у меня закружилась голова. Обхватила больную сзади, сковывая её руки, и прижала влажную ткань к носу и рту, а затем нажала локтем на живот, заставляя сделать судорожный вдох.

Махди с выпученными глазами молча наблюдал, как рывки больной становятся всё слабее. Наконец Саида лишилась чувств и обмякла в его объятиях.

— Махди, — нарушил тишину принц, — отнеси её в шатёр к святому отцу, пусть отдыхает пока.

Благодарно кивнув, тот поспешил исполнить приказ. Учёный, а не боец, Махди едва сумел встать с девушкой на руках, ноги его дрожали, но никто из нас не стал его унижать, предлагая помощь.

— Отдых не поможет, — вздохнула я, когда полог шатра закрылся за ними. — Она умирает.

Демджи легко говорить правду, а будь это ложью, я не смогла бы выговорить ни слова. То, что произошло с девушкой в тюрьме, убивало её.

— Я знаю, — уныло кивнул Ахмед, — но разве скажешь такое тому, кто её любит?

Он глянул на меня в упор. «Интересно, о чём они говорили с Жинем, когда я лежала раненная на пороге смерти?»

— Что с ней сделали? — сдавленно спросила Шазад. — Она призналась, рассказала о нас?

Из находящихся в секретном лагере Шазад это угрожало бы больше всех. Её родные и близкие оставались в Измане, и если выяснится, что она на стороне мятежного принца, султан легко до них доберётся.

— Ах, извини, — ядовито фыркнула Хала, — я не успела расспросить её о подробностях пыток, когда спасала, рискуя сама оказаться на её месте. Может, мне вернуться и заплатить собой за эти ценнейшие сведения?

Золотокожая никогда не отличалась спокойным характером, но с Шазад обычно вела себя осторожно. Ссориться с нашей воительницей никто в лагере не решался. Видно, Хала и в самом деле была на пределе душевных сил.

— Узнай султан что-нибудь, до нас бы уже дошло, — проговорил Ахмед.

— Нам нужны свои глаза во дворце. — Шазад задумчиво побарабанила пальцами по рукоятке меча. — Может, пора мне вернуться из паломничества к святым местам?

Насколько было известно в столице, Шазад аль-Хамад, прекрасная дочь командующего армией, во внезапном припадке религиозного экстаза отправилась в священный Азхар, где, по преданиям, был создан первый смертный, и молится там в тишине и одиночестве.

— Ауранзеб уже скоро, — продолжала она — вполне убедительный повод вернуться.

— У тебя есть приглашение? — оживилась я.

Ауранзеб, праздник трона, отмечали каждый год в память о кровавом перевороте, когда нынешний султан Мираджа заключил сделку с галанами и с помощью чужеземной армии уничтожил своего отца, братьев и их сторонников. Слухи о пышных торжествах докатились даже до нашей Пыль-Тропы — о фонтанах, из которых били струи с золотыми блёстками, огненных танцах над горящими углями и ослепительных сахарных скульптурах.

— Дочери командующего приглашение не требуется, — буркнула Шазад, поморщившись, со скучающим видом.

— Нет, — решительно бросил принц, — тебя я отпустить не могу. Даже такой беспомощный стратег, как я, понимает, что глупо использовать лучшего бойца в качестве шпиона.

— А меня, стало быть, можно? — фыркнула Хала, по-прежнему сидя на полу.

Ахмед промолчал. Если отвечать ей на каждую шпильку, времени не останется ни на что. Я протянула руку, чтобы помочь Хале встать, но она отвернулась и взяла с блюда полуочищенный апельсин.

— Так или иначе, что-то делать придётся… — Шазад нервно разгладила карту Мираджа на столе, когда-то чистую и гладкую, а теперь истёртую и развалившуюся на многочисленные куски с названиями городов, исчёрканные и исписанные именами и датами боевых вылазок. Последняя надпись отмечала наш поход в Сарамотай. — Нельзя же вечно прятаться, Ахмед!

Вновь начинался спор, тянувшийся уже несколько месяцев. Шазад требовала расширить восстание и двинуться на столицу, иначе не победить. Принц считал риск неоправданным, а она возражала, что никто ещё не выигрывал войн, только обороняясь.

Задумавшись над ответом, Ахмед потёр двумя пальцами едва заметный шрам наверху лба, почти на линии волос. Это повторялось каждый раз, когда нам предстояла очередная смертельно опасная вылазка. Казалось, шрам ещё болел и был как-то связан с муками совести. Не знаю, как и когда он появился, но, очевидно, ещё в прошлой жизни, когда братья-принцы ещё не вернулись в Мирадж из своих морских странствий.

Жинь рассказывал мне о своих шрамах как-то ночью в пустыне вскоре после того, как заработал очередной, прямо под татуировкой в виде солнца на груди. До святых отцов было слишком далеко, и заниматься раной пришлось мне. В темноте палатки я ощупывала бугры и отметины у него на коже, а он вспоминал. Вот след от ножа пьяного матроса в альбийском порту, а здесь был перелом, полученный на палубе во время шторма… Наконец мои пальцы наткнулись на шрам у изображения компаса на левом плече с другой стороны от солнца.

— А это, — шепнул Жинь тогда, наклоняясь ко мне так близко, что от его дыхания поднялись волоски, выбившиеся из неряшливого пучка у меня на затылке, — от пули, что я словил, когда одна вздорная девчонка, которая притворялась мальчишкой, бросила меня посреди задания.

— Ну, эта вздорная девчонка хотя бы тебя заштопала, — хихикнула я, обводя пальцем татуировки.

По губам Жиня скользнула улыбка:

— А ведь я тогда уже понял, что пропал. Сидел у тебя на полу весь в крови, спасаясь от погони, а сам только и думал, как бы тебя поцеловать, и пропади всё пропадом.

Я обозвала его идиотом, и тогда он схватил меня и целовал, и целовал, и целовал…

— Что с Жинем? — вырвалось у меня невольно. Пока я пребывала в грёзах о той ночи в палатке среди песков, спор в шатре у принца продолжался по накатанной колее.

Ахмед покачал головой, всё так же потирая лоб.

— Ни слова от него пока.

— Тебе не кажется, что к нему стоит кого-нибудь послать, как к Саиде? — Я не смогла скрыть гнева, прозвучавшего в моих словах.

— Значит, всё-таки сердишься, — устало вздохнул Ахмед.

Я раздражённо дёрнула плечом:

— Война есть война.

«Неужели я и впрямь такая мелочно-мстительная? Выходит, так. Ну, отослал он Жиня, когда моя жизнь висела на волоске — значит, надо было».

— Да, — кивнул он, и от его спокойствия мне сделалось ещё хуже.

Краем глаза я уловила быстрый взгляд Шазад, но на этот раз адресованный Хале и не очень понятный. Золотокожая кинула в рот последнюю дольку апельсина, встала наконец на ноги и отошла в сторону.

— Да, — повторил принц, — но это не ответ. Ты считаешь, что я был неправ, когда отправил Жиня к сичаньцам? Только их вторжение не даёт моему отцу заняться нами вплотную.