Имперский крест - Антон Грановский Страница 10

Волчок осмотрел запястья всех солдат и офицеров, которые служили в ставке, он задал десятки осторожных наводящих вопросов, но ни на шаг не приблизился к своей цели.

Однажды, когда после очередного дежурства Егор сидел в шезлонге, подставив лицо весеннему солнцу, он стал свидетелем неприятной сцены. Гитлер просматривал почту, стоя под деревом, неподалеку от своего бункера. В нескольких метрах от него застыл по стойке смирно ординарец фюрера Фриц Даргес. Вытянувшись в струнку, он терпеливо ждал, что скажет ему шеф. Тут вокруг фюрера стала виться большая муха, мешавшая ему читать. Гитлер нахмурился и попытался отогнать муху, размахивая пачкой писем. Но муха не желала улетать. Наблюдая за манипуляциями фюрера, ординарец не смог удержаться от улыбки, и Гитлер это заметил.

– Если вы не можете держать эту тварь на расстоянии от меня, то мне не нужен такой ординарец! – сухо проговорил он.

Фюрер не сказал прямо, что Даргес уволен, но тот все понял, и по лицу его разлилась бледность. Через несколько часов он был отправлен на фронт.

Прошло еще несколько дней. По долгу службы Егор теперь часто пересекался с фюрером. Тот кивал ему, проходя мимо, а изредка покровительственно похлопывал по плечу.

Волчок успел узнать фюрера с неожиданных сторон. Гитлер, например, любил кино и предпочитал американские ленты. Однажды Егор застал фюрера за просмотром фильма «Унесенные ветром». Волчок как раз стоял возле гостиной на дежурстве в день, когда картину показывали. После финальных титров Гитлер встал со своего места с удовлетворенным видом и сказал, обращаясь к кому-то из окружения:

– Надеюсь, и мы когда-нибудь научимся снимать такие же прекрасные фильмы.

В другой раз один из сотрудников СД, молодой оберштурмфюрер с лицом херувима и плечами борца, обратился к фюреру с просьбой отправить его на фронт.

– Мой фюрер, я хочу отправиться на передовую, – произнес он звенящим от волнения голосом.

– На передовую? – мрачновато переспросил Гитлер.

– Да. На передовую. Хочу сражаться, показать, что тоже на что-то способен, что могу противостоять врагу, вместо того чтобы сидеть сложа руки в ставке.

Гитлер досадливо поморщился:

– По-твоему, охранять своего фюрера – это значит, сидеть сложа руки?

– Я не то хотел сказать, шеф, – смутился оберштурмфюрер. – Я хочу драться с нашими врагами. Хочу убить как можно больше русских и тем самым приблизить нашу окончательную победу.

Гитлер вздохнул:

– Драться… Что ж… Скажу тебе как на духу, я бы не хотел лишиться такого хорошего солдата. Но запретить тебе я не вправе. Немцы – свободные люди, и каждый из них волен сам брать ответственность за свою жизнь и судьбу. Завтра утром ты отправишься в боевую часть.

Оберштурмфюрер щелкнул каблуками и с воодушевлением проговорил:

– Вы не пожалеете о своем решении, шеф.

Гитлер вздохнул, повернулся и неторопливо зашагал в свой кабинет. Проходя мимо Егора, он покосился на него и с некоторым раздражением вопросил:

– И что прикажете делать? Не могу же я сказать солдату «нет», когда он жаждет пролить кровь за родину.

Когда Гитлер скрылся за углом, лейтенант расслабился, взглянул на Егора и с восторгом воскликнул:

– Господин гауптштурмфюрер, я буду драться с красными на передовой!

– Вам повезло, старина. Я бы тоже последовал вашему примеру, но ранение в ногу еще дает о себе знать.

– Ничего страшного, – покровительственно заявил офицер СД. – В «бегляйткоммандо» нужны люди, подобные вам. Сильные, храбрые, знающие, почем фунт лиха. – Оберштурмфюрер насмешливо посмотрел Егору в глаза и добавил: – Быть верным псом фюрера – почетное право.

«Скорее уж волком, рвущим фюреру глотку», – подумал Егор, приветливо улыбнувшись «вояке».