Грозовой Сумрак - Елена Самойлова Страница 10

Он безропотно встал, по привычке отряхнув добротные штаны от налипших на колени листьев, и последовал за мной, то и дело останавливаясь, чтобы оглянуться по сторонам. А посмотреть было на что – с пригорка, где мы очутились после того, как перешли белый мост, вся Осенняя роща, лежавшая в низине, была видна как на ладони. Воистину резная шкатулка с драгоценностями, доверху наполненная ограненными рубинами осин и дубов, янтарем кленов, золотыми слитками берез и ив, что росли лишь у озера Керрех, отражение которого существовало и в верхнем, людском мире. Несколько малахитовых пятен ельников – и карминово-красная листва древа королей, что и стало началом нашей Осенней рощи, ее сердце и сила, ее защита и оборона.

Великое дерево, что обладает собственной магией, возросшее на крови девушки-вещуньи из рода людей, пришедшей в западный Алгорский холм. Его листья сохранили цвет пролитой крови и по велению последнего короля стали остры, как лезвие меча, а кора отливает благородным золотом, напоминая о солнечных лучах верхнего мира, запутавшихся в косах человеческой девы. Древо королей всегда первым реагировало на истощение магии Холма, впрочем, как и на любые изменения, что происходили в Осенней роще, – для этого когда-то оно и было создано. Как и цветок Грааль весенних ши-дани, серебряный олень зимних или же птица радуги у летних – у каждого Холма есть свое сердце, из которого приходит дар волшебства к каждому новорожденному ши-дани, в него же дареная сила возвращается после нашей смерти.

Только вот существует «сердце Холма» не в каждом времени – а лишь у того, кому следует оберегать прилегающие к Алгорским холмам людские земли. Древо королей появлялось и исчезало у многих ши-дани, а теперь вот оно удостоило меня чести принимать его в своем времени. Готова поспорить – ненадолго это, но хоть смогу налюбоваться им у себя дома, а не будучи гостьей в чужом времени…

– Здесь так… красиво. Но где же остальные ши-дани? Или они прячутся среди деревьев как призраки? – Кармайкл удивленно посмотрел на меня, ожидая ответа, я же лишь покачала головой:

– В этом дне лишь мы с тобой. Мне сложно объяснить человеку, как именно мы живем, но… каждый ши-дани живет в Холме в тот день, когда он родился, и лишь в этот день он может править в Осенней роще, являясь, по сути, ее частью. К примеру, если мне будет радостно, то на небе будет сиять солнце, расстроюсь – набегут тучи. В моем времени Осенняя роща – это я, а поскольку сами по себе ши-дани существа творческие и не любят, когда вмешиваются в то, как они изменяют природу, то и существует такое разделение по времени. Наступит вечер, пройдет ночь и вновь будет утро – но это будет то же самое утро середины осени, только год будет совершенно другой, понимаешь?

– С трудом, если честно. – Маг задумался, пощипывая кончиками пальцев чисто выбритый подбородок. – Но если я правильно понял, то у вас одно место на всех, просто вы живете в разное время… А если вам хочется поговорить друг с другом – то как, если вы разделены не расстоянием, а прошедшими днями?

– Достаточно лишь знать дорогу или получить приглашение, – улыбнулась я, беря Кармайкла под руку. – Я лучше как-нибудь покажу тебе. Моя единокровная сестра живет вместе с зимними в северном Холме, немного позже я вас познакомлю. К ней-то я дорогу знаю, не заблужусь. А сейчас тебе надо отдохнуть – в своем времени я ненадолго задержала заход солнца, чтобы ты успел полюбоваться моим домом до того, как сумрак ночи скроет все краски, но в мире людей уже наступила глубокая ночь.

– Я благодарен тебе за заботу… – Маг осторожно накрыл мою ладонь своей, и я повела его к своему дому, укрытому в осеннем лесу за туманными пологами и осиновой околицей.

По дороге к моему дому растет яблоневый сад, где плоды то золотистые, почти прозрачные, с тонкой кожицей и сладчайшей мякотью, то алые, крепкие, с приятной кислинкой – все зависит от того, на какой год приходится мое время в Холме. Мне доставляло искреннее удовольствие собирать яблоки, складывая их в плетеные корзинки с вычурной ручкой, а потом отправлять в качестве гостинцев туда, где они были нужнее, – в зимние ли охотничьи угодья, летние ли поля или же к весенним рекам, а в ответ и у меня в доме появлялись дары ши-дани из соседних Холмов. Но раз теперь у меня в доме живет человек, надо будет позаботиться и о еде, приготовленной человеческими руками из того, что растет наверху. Для людей пища ши-дани не слишком хорошо подходит – она не питает тело человека, как должна была бы. Конечно, Кармайкл может пробовать и мои яблоки, и вино, и вообще любое лакомство, но для него это будет как иллюзия, могущая передать все оттенки вкуса, но при этом неспособная насытить и придать сил.

– Ты все же мой гость, Кармайкл из Вортигерна, а не слуга. – Он попытался возразить, но я предупреждающе сжала его ладонь. – Ты сам не понимаешь, чего просил, когда встретил меня у костра на Холме. Быть личным слугой у ши-дани – это позабыть на долгих семь лет обо всех, кто остался в людских землях. Забыть о своих личных амбициях и предпочтениях, оставив лишь одно-единственное стремление – служить и угождать своему господину или госпоже во всем. Не самая почетная должность для талантливого мага.

Осенние сумерки быстро сгущались, погружая Рощу в звонкую, хрупкую тишину, что разливалась над деревьями, подобно густому холодному туману, свивающемуся в тонкие жгуты по обе стороны от тропинки. Кармайкл неслышно шел рядом со мной, и полы его алого плаща развевались на легком ветру, тонкая, шелковистая ткань то и дело скользила по моему бедру, словно оглаживая робкими неуверенными пальцами.

Право слово, я не знала, какая блажь замутила ему голову, если после Бельтайна он решил бросить все – и прийти ко мне в добровольное услужение, не зная толком, что может ждать его в такой «должности» у ши-дани, не выучив необходимых условий подобного «договора». Если бы на моем месте оказалась менее щепетильная ши-дани, мальчик умудрился бы не только запропасть на семь лет в Холме, что означало бы пролетевшие над землями людей века, но и душу свою подарить, так и не осознав почему.

Интересно, что привело его в небольшую долину у подножия Алгорских холмов? Здесь не проходили крупные торговые пути, не было исцеляющих родников – разве что растущие на их склонах лечебные травы, да редкие мастера, потомки тех, кто когда-то побывал в Холмах, и, честно отслужив свой срок, вернулись с подарком. Мы нечасто оплачиваем службу драгоценностями или золотом, хоть и могли бы, – чаще всего нашим слугам достается нечто такое, что нельзя продать, потерять или украсть – только передать по наследству по доброй воле. Из северного Холма зимних чаще всего выходили песенники и менестрели, весенние давали испить росы из цветка Грааль, что даровал ясновидение и прозрение. О дарах летних я и сама толком не знала – не то чтобы они не заводили себе слуг или были ими недовольны, нет, просто настолько они капризны и непредсказуемы, что непонятно, дар они выдадут или же проклятие.

Чего уж стоило желание одного из слуг, который сдуру попросил себе, чтобы каждое его слово, что идет искренне и от души, становилось истиной. Не знаю, что имел в виду человек, но вот проблем у него скорее прибавилось, чем убавилось. Потому как редко он мог пожелать кому-то от души богатства и радости, а вот в сердцах проклясть соседа так, что даже обремененные Условиями помочь не могли, – это запросто. Кончилось все тем, что проклял к тому времени богатый и нелюдимый крестьянин собственную дочь, единственный свет в окошке, последнюю радость угасающей жизни. Проклял так, что сгинула девчушка сквозь землю, попав не то в Сумерки к жестоким и бесчеловечным тварям, не то еще куда – и лишь тогда пришел он снова на южный Холм, кланяться в ноги ши-дани, что была ему хозяйкой долгих семь лет, вымаливать ее милость, чтобы забрала она свой дар и вернула единственную дочь. Все золото, что в доме было, принес он тогда солнечным днем на вершину Холма, три ночи костер жег, и лишь тогда смилостивилась его бывшая госпожа, забрала проклятый дар. Насколько я знаю, дочь вернулась домой, да вот только ни слова до самой смерти больше не вымолвила – насмотрелась в Сумерках такого, что на всю жизнь речь отбило.