Прятки на осевой - Владимир Васильев Страница 10

Но куда в таком случае подевался Полоз? И почему все, кто исчез до него, потом были найдены в Зоне сухими и мертвыми? Ошизели от пси-атаки и поперли дуром куда глаза глядят? В Зоне дуром нельзя…

Нет, чушь это, во-первых — блокпост, его дуром не минуешь. Во-вторых, если ломиться по Зоне не взвидя света, то до кровососа вряд ли добежишь: эти твари к границам приближаются редко, предпочитают держаться поглубже в Зоне. А вот на аномалию легко нарваться и в относительной близости от границ. Так что безумец, прущий дуром по Зоне, при определенном везении одолеет метров пятьсот, вряд ли больше. Ну, пусть даже километр одолеет. А потом неизбежно напорется на что-нибудь смертоносное.

Розена и Булата нашли гораздо дальше первого километра от нынешних границ Зоны.

Сиверцев задумчиво сжевал второй бутербродик и уже совсем было собрался заказать ещё выпивки, но тут за столик подсели Мухомор и Феда. Оба выглядели серьезнее, чем обычно выглядят сталкеры в баре. А ещё Сиверцеву показалось, что оба были трезвы, а это также, мягко выражаясь, удивляло.

— Привет, наука, — буркнул Мухомор, присаживаясь.

Стол заколыхался, когда за ним угнездился толстяк Феда. Угнездился, а затем приветственно кивнул.

— И вам не кашлять, бродяги, — отозвался Сиверцев, собирая в кучу разрозненные мысли.

Этих ребят он вообще-то знал, но дружбы особой с ними не водил, поскольку они якшались с Басмачом, а Басмач Сиверцеву был крайне неприятен. Поговаривали, что Басмач когда-то входил в бандитскую группировку «Шалман», а когда ее окончательно разгромили израильские спецназовцы — почти год скрывался где-то между Лиманском и Рыжим лесом и промышлял все это время банальным разбоем: грабил всех, кто ему встречался. Это вполне могло быть и неправдой, но Сиверцев не собирался ничего проверять. Не нравился Сиверцеву Басмач, и все тут; люди, от которых подспудно ждешь удара в спину, вообще мало кому нравятся.

Против Мухомора Сиверцев ничего не имел — за этим вроде бы не числилось никаких темных дел, равно как и особых подвигов. Прозвище свое Мухомор заработал ещё в сопливые отмычечные времена, когда его угораздило по уши вляпаться на краю болот в какое-то липкое несмываемое дерьмо, и потом месяца три от начинающего сталкера ощутимо пахло, но зато гнус, комарье и мухи облетали его за милю, а какие улететь не успевали — дохли на месте почище, чем от струи дихлофоса. Запах постепенно выветрился, а свойство вопреки ожиданиям осталось, и Мухомор служил штатным пугалом для насекомых целых два года, пока все неожиданно не закончилось — вдруг, внезапно, без всякого предупреждения. На Мухомора поворчали для порядку, все, кто с ним ходил в Зону, вновь подсели на репелленты, а прозвище осталось.

Что касается Феды, то Сиверцев вообще не понимал, как человек такой комплекции может стать сталкером. Феда стал и слыл сталкером как минимум недурным. Во всяком случае, он был одним из немногих, рядом с которыми в Зоне никто не погиб. Если в команде шел Феда, команда всегда возвращалась в полном составе, с добычей и чаще всего даже без единой царапины. Сам Феда считался знатоком аномалий, и на подобные гиблые места у него действительно имелся какой-то сверхъестественный, почти мистический нюх. Или не нюх, а ещё какое необъяснимое чутье. Из-за этого Феду когда-то обозвали Гайкой, но в его случае прозвище не прижилось и умерло, а Феда продолжал оставаться Федой. Точнее, конечно, Федей, но сам он произносил собственное имя со странным нездешним твердым выговором, вот и получалось «Феда» вместо «Федя».

К полупрозвищу-полуимени привыкли быстро.

Кроме этих двоих, в команду Басмача входили ещё два сталкера — Жучара и Дунай. Молодняка в команде не было: Феда не нуждался в отмычках, а Басмача начинающие сталкеры инстинктивно обходили десятой дорогой и правильно делали. Сложный был человек Басмач.

Сиверцев не знал, чего от него хотели ребята из этой пятерки. Он лихорадочно пытался вспомнить, не имел ли с ними каких-нибудь дел пропавший Полоз, и вспомнить, увы, не мог. А с исчезновением Полоза неожиданный интерес Мухомора и Феды к персоне исследователя Сиверцева был явно связан.

У исследователей тоже бывает чутье.

— Скажи-ка, Ваня, — по-простецки начал Мухомор, — ты ведь вчера с Полозом сидел тут же, на этом самом месте?

— Сидел, — не стал отпираться Сиверцев. — А вы вот за этим столом гуляли. Я помню. Но вас, наверное, интересует, помню ли я дальнейшее?

— Ты прав, — кивнул Мухомор. — Интересует.

— С дальнейшим паршиво, — вздохнул Сиверцев. — Захмелел я. И вырубился, похоже. Очнулся только за полночь, когда тут уже патруль дознание проводил.

— Об этом я тоже хотел спросить. — Мухомор навалился на стол локтями и грудью и понизил голос: — Что могли в «Ать-два» расследовать патрульные? Откуда они вообще взялись?

— Кто-то вызвал, — пожал плечами Сиверцев.

— Кто? — вкрадчиво спросил Мухомор. — И зачем?

Сиверцев мрачно уставился на Мухомора, словно вознамерился просверлить его взглядом:

— Думаете, патрульных вызвал я?

— А что, ты?

— Нет, — твердо ответил Сиверцев. — Я после первых то ли двух, то ли трех и «му» сказать не мог, не то что патруль вызвать. Да и они вряд ли побежали бы на вызов из бара, если звонящий лыка не вяжет.

— Это да, — согласно покивал Мухомор. — Справедливо подмечено.

К счастью, продолжать расспросы в данном направлении он не стал, от чего Сиверцеву сразу полегчало.

— А вот скажи, кто за вон тем столом сидел в тот вечер? Помнишь?

Мухомор указал на стол через один от того, за которым они с Сиверцевым и Федой сейчас сидели и разговаривали.

Сиверцев напрягся, честно пытаясь восстановить в голове вчерашнее.

— По-моему, военные какие-то. То ли двое, то ли трое… Точно не помню.

— Солдаты или офицеры?

Сиверцев опять напрягся.

— Вроде офицеры. Да, точно, у ближнего погоны со звездами были. Подполковничьи. И форма явно не солдатская.

— А ещё кого из посетителей помнишь? Может, не за столиками, а у барной стойки кто-нибудь сидел?

И в третий раз напрягся Сиверцев, но на этот раз безрезультатно: в памяти словно провал образовался. Если офицеры пусть смутно, но помнились, то ничего и никого связанного со стойкой Сиверцев не запомнил вовсе. Ну, бармен по ту сторону стойки торчал, это без сомнений.

Сиверцев прекрасно сознавал, что бармена ему подсовывает не память, а элементарная логика. Где ещё быть бармену, как не за стойкой, верно?

Поэтому о бармене он вслух ничего не сказал.

— Вон там, — неожиданно подсказал Мухомор, указывая пальцем в нужную сторону, — у дальнего края стойки. Не помнишь?

Сиверцев повернул голову и поглядел туда. Сидел ли кто-нибудь там? Черт возьми, Мухомор прав, вроде бы там кто-то действительно сидел! Только вот кто?