Гибель Богов-2. Книга 3. Пепел Асгарда - Ник Перумов Страница 10

А что на Боргильдовом поле Молодые Боги одержали победу исключительно посредством коварного обмана, Рандгрид, она же Райна, не сомневалась ни на миг.

Она по-прежнему помнила тот день – в мельчайших деталях. Помнила, хотя сама запретила себе вспоминать; разрешённой оставалась только их с сёстрами последняя атака.

Уже отброшены Крылатые Гиганты. Частью истреблены, частью бежали призраки, не выдержав схватки с мёртвым воинством Хель. Великий О́дин сражается с вражьим вожаком, чьё имя – Ямерт – ныне, присно и во веки веков ненавистно для валькирии. Поднялись и повергнутые было Повелителями Духов асы, Тор поднял покрытый ржою молот и вновь идёт в бой; за плечами Локи, словно плащ, клубится рыжее пламя.

Воспоминания болезненны, колют и жгутся, но Райна держалась за них все несчётные годы изгнания. Всё время, пока странствовала простой наёмницей, прячась по дальним мирам, пока звалась чужим именем – боль помогала остаться собой, не забыть, под какими знамёнами она начинала сражаться.

Какое ж то было счастье, какое упоение – мчаться в клине сестёр, и Фригг на его острие казалась в тот миг роднее всех на свете. Они были бессмертны и непобедимы, наконечники копий горели ярче тысячи солнц, и ничто, никакая сила не могла устоять перед ними.

Мгновения полного, абсолютного и совершенного счастья.

Их клин пробил хилую цепь вынырнувших откуда-то Крылатых Гигантов, и юная Рандгрид завизжала от восторга, когда её копьё пронеслось насквозь через грудь слуги Молодых Богов, и тот опрокинулся – прямо под копыта её коня, и подковы с мокрым хрустом разнесли ему череп.

Скульд оглянулась, бросила на младшую сестрёнку быстрый взгляд. Губы старшей валькирии улыбались.

Она понимала.

Это был последний взгляд, которым они обменялись со Скульд. Её сразит Явлата, сразит, словно всё боевое искусство дочери О́дина – ничто.

Но тогда – тогда они побеждали.

– К нему! – Фригг встала в стременах, её собственное копьё воздето, и перед ней словно расступается сам воздух.

К нему – значит к отцу. Потому что именно сейчас он должен был схватиться с Ямертом, а там, за спинами, хекса Лаувейя, при одном упоминании о которой Фригг начинает скрежетать зубами, что-то сотворила-таки с рунами, потому что валькирия Рандгрид на все оставшиеся ей очень, очень долгие годы запомнила жаркую вспышку в груди, ощущение льющейся сквозь неё силы и чувство непобедимости.

Они сбили с ног, пронзили копьями и затоптали копытами троих из когорты Молодых Богов; мечи ломались о древки их пик, валькирии разили насмерть, двое прекрасного вида юношей и девушка с очень светлыми, сияющими волосами рухнули, перепачканные кровью, с раздавленной грудью, словно простые смертные.

Много столетий спустя она, уже воительница Райна, а не валькирия Рандгрид, узнала их имена.

Яддрин. Яволлир. Яймалли.

Райна потратила уйму сил (и золота), пока не добралась до правды. Но ей обязательно требовалось знать имена поверженных – пусть их духи знают, что у неё, валькирии Рандгрид, найдётся на них управа.

Она помнила, как торжествовала, узнав настоящие прозвания. Ещё лучше было бы отыскать их могилы или те места, где отгорели их погребальные костры, но так далеко удача бывшей валькирии уже не простиралась.

Отец молчит, лишь изредка бросает на свою младшую, свою Рандгрид, какие-то загадочные взгляды.

Он изменился, очень. Постарел, хотя как может постареть бессмертный бог? Но морщины на лице Отца Дружин пролегали теперь глубже, под глазами залегли мешки, от уголков глаз разбегалась паутинка. Прежними оставались усы и борода, однако и они изрядно удлинились. Раньше владыка Асгарда носил в снежно-седых волосах золотой обруч, сейчас – простой кожаный ремешок. Меховая безрукавка, расшитая по вороту оскаленными мордами невиданных зверей, то ли волков, то ли драконов. Кожа лица и рук потемнела от времени, обветрилась – а Рандгрид помнит её чистой и белой.

Но есть в её отце и кое-что новое. Упорная и упрямая уверенность в том, что он делает, не геройский порыв, как последняя атака Фригг и валькирий, нет – что-то давнее, древнее, постоянное, медленно растущее, словно сгинувшее вместе с Асгардом мировое Древо, великий Иггдрасиль.

Что они делают здесь, в Альвланде? Только ли для того явились они сюда, чтобы перековать на оружие старые инструменты?

И сколько ещё будет виться, словно утроба Йормунгада, этот тоннель?

– Всё разъяснится очень скоро, дочь моя.

Голос отца спокоен, низок, рокочущ. Полон уверенности, он словно говорит каждым звуком, каждым слогом – я знаю, что делать. Следуй за мной и верь.

Валькирия верила. Это было настоящим счастьем – снова верить, снова идти за отцом, за тем, кто знает, как надо.

Юная валькирия Рандгрид вообще ничего не ощущала бы, кроме полного и совершенного довольства, мира с собой и сущим. Наёмница Райна, однако, научилась сомнению. Века и века странствий по мирам Упорядоченного, когда она мечом добывала себе пропитание и кров – дочь О́дина бессмертна, однако еда нужна даже ей, – научили размышлять и сравнивать.

– Пове… отец, неужели никто-никто больше не выжил?

– Ты уже спрашивала, дочка. Никак не можешь поверить?

Валькирия опустила голову.

– Не могу, повелитель. Не могу не думать. Знаю, что за все эти века кто-нибудь бы проявился, но… что, если они так же прятались, как я? Что, если они до сих пор где-то скрываются?

– Райна, – перебил Старый Хрофт. – А ты помнишь, как сама спаслась?

– Ты уже спрашивал, отец. Тоже не можешь поверить?

– О, вот это мне нравится, – усмехнулся О́дин. – Уже не прежняя восторженная Рандгрид. «Да, повелитель, приказывай, повелитель, мы все умрём за тебя, повелитель!» Нет, я не смеюсь, дочка. Но неужели тебе ничего не показалось странным в собственном спасении?

Райна низко опустила голову.

– Я знаю. – Голос её упал до шёпота, полный мучительного стыда. – Позор так жить, когда все родичи доблестно пали, с оружием в руках, а у тебя не нашлось даже сил или хитрости проводить их достойным погребением.

О́дин лишь покачал головой.

– Забудь про стыд, погребения и прочее. Там, куда ушли Фригг, Тор, Локи и прочие, похоронные обряды не значат ничего.

– А… ты знаешь, куда они ушли, отец?

Старый Хрофт усмехнулся.

– Не знаю, дочка. Но догадываюсь. Однако об этом – после. Расскажи ещё раз, что случилось, когда… когда ты осталась одна?

Райна помотала головой.

– До сих пор больно, отец.

– Я знаю, – кивнул О́дин. – Но всё-таки попробуй. Уже после того, как все Молодые Боги подоспели Ямерту на помощь.

Валькирия выдохнула и кивнула.

– Явлата убила Скульд… Мы бились с Ястиром, я и Хлёдд. Копьё сестры сломалось, Ястир перерубил его играючи, смеясь. Я помню, как он смеялся, солнечным таким, светлым смехом, словно не понимая, что делает, словно кровь и смерть на этом поле – просто игра. Я ударила, попала, должна была пробить ему сердце, но наконечник моего копья просто разлетелся брызгами, древко загорелось… мы схватились с ним врукопашную, но бить его было словно бить скалу. Хлёдд сумела, вывернула ему кисть и крикнула мне «В горло!» – и… и я ударила снова, кулаком в железной перчатке, я сломала бы кадык даже ётуну, а тут… камень, отец, камень. И боль… рука словно загорелась вся.