Ненависть - Юлия Остапенко Страница 10

– Если у нас есть шанс, то это Гвиндейл.

«У нас»,– эхом откликнулось в его голове. А разве есть такое понятие – «мы»? Есть ты, Клирис, и есть я, мы оба используем друг друга, чтобы попытаться научиться чувствовать: я – впервые, а ты – заново, но ведь у нас не получилось... Во всяком случае у меня. Поэтому нет никаких «нас».

– Ты... уверена?

– Конечно, нет.

Дэмьен вздохнул, зная, что другого ответа быть не могло.

– Но ты сходишь к ней,– с видимым трудом проговорила Клирис.– Завтра же.

«Хорошо, подумал он, с трудом сдержав горькую улыбку, завтра. Ты не удержалась от искушения выторговать нам еще одну ночь. И смею ли я винить тебя в этом?..»

– Я клялся, что больше не увижу ее.

– Я снимаю с тебя клятву.

– Это нечестно.

– Здесь я решаю, что честно и что нет.

Он тихо засмеялся – в этой фразе была вся Клирис. Она хотела снова обнять его, но он встал и крепко прижал ее к себе, зарывшись в ее волосы окровавленными руками. Она положила ладонь на его щеку, прикрыв шрам, – не потому, что ей было неприятно смотреть, просто так вышло... случайно. Дэмьен закрыл глаза, борясь между желанием оттолкнуть ее и умолять не убирать руку никогда... никогда.

– Вернись ко мне,– одними губами сказала она.

Он не ответил ей, и это был единственный возможный ответ.

* * *

К полудню следующего дня они выехали на большую дорогу. Войска графа Меллена остались в двадцати милях позади, здесь армия еще не проходила, но население знало о том, что на территории провинции идет междоусобная война, и, хотя владелец этих земель не имел к ней никакого отношения, очень скоро он неизбежно окажется втянут в конфликт между своими беспокойными соседями. Крестьяне понимали это и спешно эвакуировались – в памяти многих из них еще были свежи воспоминания о долгой и кровопролитной войне, сжигавшей мир двадцать лет назад.

Дорога, по которой ехали Диз и Глодер, была крупнейшим трактом в северной части провинции и в то же время единственным путем к храму Серого Оракула. Этот округ был гарантированно защищен от оккупации: даже в запале своих мелочных раздоров вою– ющие стороны не теряли уважения к святыням. Население пользовалось этим без зазрения совести, и в военное время территории вокруг храмов заполнялись лагерями беженцев. Но земли Серого Оракула были исключением. Этот Оракул отличался особой нелюдимостью, редкой даже для его собратьев, и не терпел многолюдных сборищ. Но народ все равно шел в горы – просто чтобы оказаться подальше от горячей точки.

– Можешь не провожать меня,– предложила Диз, когда они выехали на тракт.

– Размечталась,– усмехнулся тот.– Отсюда до храма три часа галопом.

– Будь реалистом.– Диз кивнула на караван беженцев, растянувшийся вдоль дороги.– Вряд ли мы сможем хотя бы перейти на рысь. Твое отсутствие уже наверняка заметили.

– Диз, если ты собиралась избавиться от меня, тебе следовало подумать об этом раньше.– Он сохранял шутливый тон, но в нем понемногу сгущалось напряжение. Диз повернулась к Глодеру, несколько более резко, чем требовала ситуация, и хотела ответить, но не успела.

– Господа-а, господа хорошие, пода-айте, а? – гнусаво проныл кто-то из-под копыт ее кобылы.

Диз выругалась и туго натянула повод, избавив от неминуемой гибели чумазого коротышку неопределенного возраста. Должно быть, он заметил двух прилично одетых путешественников и чуть отстал от каравана в надежде выпросить у них пару монет.

– Пшел вон! – раздраженно бросила Диз и успокаивающе потрепала встревожившуюся лошадь по холке.

– Пода-айте,– снова заныл попрошайка, шныряя недобрым взглядом по фигуре Диз, то ли оценивая ее привлекательность, то ли отыскивая кошелек, который можно было бы незаметно стащить.

Диз тронула пятками бока кобылы, не сочтя нужным повторять приказание. Глодер молча наблюдал за ней.

– Ну пода-айте же! – раздраженно крикнул нищий им вдогонку.

– Тебе что, правда жаль медяка? – с интересом спросил Глодер.

– Я не подаю нищим. Это еще больше их распускает. Для них ведь это заработок, ты разве не понимаешь?

– Но ведь так от них проще всего отвязаться.

– Нет. Не так. Но другой метод я редко использую.

Глодер не стал уточнять, какой именно.

С минуту они ехали молча, попрошайка уныло плелся сзади, потом отстал. Расстояние между караваном и всадниками быстро сокращалось, и им пришлось снова придержать коней. Вскоре впереди возник затор, несколько повозок остановилось.

– Черт! – сквозь зубы ругнулась Диз.

– Может, объедем лесом? – предложил Глодер.

– Тут с одной стороны чащоба, с другой болота. Втрое дольше продираться. Мне, как всегда, везет.

– Как всегда?..

Она на миг замешкалась, потом молча кивнула. Впереди шумно скандалили, похоже, один из возов перевернулся. В телеге, тащившейся в самом хвосте, за– плакал ребенок.

– Вот народ,– процедила Диз. Глодер кивнул, глядя на копошащуюся вдалеке толкучку выясняющих отношения крестьян.– Ни черта не делают без...

Она оборвала фразу на полуслове. Глодер стал поворачивать голову в ее сторону, это заняло у него мгновение, но не успел увидеть то, что произошло за этот краткий временной промежуток. Зато он слышал. Свист, удар, хруст. И увидел, как окровавленный меч Диз входит в ножны, а обезглавленное тело попрошайки, приставшего к ним пять минут назад, падает на плотно утоптанный тракт.

– Диз! Зачем?!

– Он все-таки попытался стянуть у меня кошелек,– невозмутимо ответила та, поправляя пояс с ножнами.– Придурок.

– Да, но зачем ты его убила?

Она передернула плечами, небрежно откинула с лица прядь волос, как обычно, выбившуюся из косы.

Глодер придержал коня, развернул его и посмотрел на тело, распластавшееся посреди дороги. Кровь, хлеставшая из разрубленной шеи, скапливалась в широкую лужу и медленно уходила в землю. Головы видно не было, должно быть, укатилась в траву.

В караване, занятом разбором склоки, никто ничего не заметил.

Глодер обернулся, увидел, что Диз едет дальше, сокращая расстояние между ними и беженцами, сжал зубы, пришпорил коня и нагнал ее.

– Диз, кто он? – отрывисто спросил Глодер.

Она подняла на него улыбающиеся глаза, и он похолодел, впервые увидев в них пустоту... Вернее, впервые заметив — она ведь всегда была там.

И подумал: до чего же это неприятное зрелище – улыбающаяся пустота.

– О чем ты?

– Ты знаешь. Он. Тот, кого ты хочешь убить. Тот, кто делает с тобой это.

– Делает что? – В ее голосе слышалось зарождающееся раздражение.