Воинство сатаны - Дмитрий Воронин Страница 10

Зато другое лицо, присутствующее в кабинете, напротив, проявило редкостный энтузиазм. Высокая худощавая фигура, увенчанная редкими прядями седых волос и затянутая в строгий деловой костюм, на котором даже самый пристальный взгляд вряд ли заметил бы хотя бы одну лишнюю складочку, поднялась из глубокого кожаного кресла и двинулась навстречу Жарову.

— Явился… — В голосе Директора не было и намека на радость встречи. Впрочем, он всегда был сух… но обычно при этом был и вежлив. Даже с теми, кого намеревался с треском уволить. — Явился, олух царя небесного.

Где-то в седьмом или восьмом колене предки Терсона происходили из России. Имея не более половины стакана русской крови, он тем не менее с удовольствием употреблял (чаще — не к месту) русские присказки и при этом был явно неравнодушен к «землякам». Жарову оставалось только надеяться, что, в чем бы он ни проштрафился, демонстративная приязнь Терсона к славянам сыграет, пусть и маленькую, роль.

— Что ты натворил, идиот.

Это был даже не вопрос. Скорее мысли вслух.

— Я понимаю, тебе могли много дать, а пообещать еще больше… но явиться после всего этого сюда… майор… — он на мгновение запнулся, и эта заминка показалась Денису зловещей, — мистер Жаров, это даже не глупость. Это ребячество. Или вам хотелось, мистер Жаров, унизить нас еще больше?

— Простите, Директор. — Денис изобразил стойку «смирно» и, чеканя слова, продолжил: — Я не имею ни малейшего представления, о чем вы говорите. Я не сделал ничего, что бросало бы тень на Корпорацию…

— Тень, вот даже как… — хмыкнул, не поворачиваясь, Шнайдер. — Вы умеете выбирать очень мягкие выражения, мистер Жаров.

— Если меня в чем-то обвиняют, — заявил Денис в спину шефа безопасности, — я имею право хотя бы знать, в чем именно.

— Вы говорите о правах? — В голосе Директора сквозило удивление. — И вы говорите о правах, хотя сами…

— Еще раз прошу прощения, Директор, но я настаиваю, чтобы мне объяснили, в чем меня обвиняют.

— Он настаивает, — хмыкнул Терсон, обращаясь к все еще неподвижному Шнайдеру. — Он настаивает… хотя на его месте я бы взял эти тридцать сраных сребреников… или сколько они там дали вам, Жаров, и бежал бы туда, где его никто не знает. Хорошо, мистер Жаров. — Он снова повернулся к Денису. — Я, в память о нашей совместной работе, готов выслушать ваши объяснения. Предъявлять официальные претензии не имеет смысла, ваше выступление гораздо красноречивее любого обвинения.

— Мое выступление? — обескураженно спросил Денис.

По всей видимости, ему удалось на секунду удивить Директора. Во всяком случае, тот больше не стал говорить ничего, лишь раздраженно кивнул в спину Шнайдеру. Тот, непонятно каким образом уловив безмолвный приказ, подошел к терминалу и пробежался пальцами по сенсорной панели.

— Полюбуемся вместе? — ядовито поинтересовался Терсон.

Панорамное окно, еще мгновением раньше показывавшее медленно сгущавшиеся над городом сумерки, сменилось огромным экраном. Почти всю его площадь заполнило объемное, очень детальное изображение майора безопасности Дениса Жарова, развалившегося в кресле и небрежно крутящего в руках бокал с рубиновым напитком.

— Вы думаете, гибель станции связана с экспериментами, проводимыми Корпорацией «Азервейс»? — раздался мягкий женский голос.

— Думаю, это очевидно, — произнесли его губы. Его собственным голосом.

— И эти трагедии могут повториться? — В голосе невидимой сейчас Кейт Феллон сквозила неприкрытая боль и скорбь.

— Все возможно… — Он отпил глоток из бокала. Лицо было спокойным и явно ко всему равнодушным.

— Почти три десятка людей погибли. По крайней мере трое крупных ученых… и, между прочим, двое ваших же коллег. Тело одного из них мы так и не нашли. Неужели все это может повториться?

— Издержки, — хмыкнул Жаров. — Наука требует жертв.

— Но ведь в данном случае жертвы — это не красивые слова. — Теперь в голосе журналистки слышалось негодование. — Это вполне реальные люди, люди, чьи дети стали сиротами. Я уже не говорю о том, какая это потеря для науки, которую вы упоминаете.

Камера сместилась, теперь она показывала лицо Кейт. Губы плотно сжаты, глаза зло прищурены — она явно возмущена развязным поведением функционера Корпорации, равнодушного ко всему тому, что любой нормальный человек считает непреходящими ценностями. В ее глазах — гадливость, неприязнь… но вряд ли этот циник, ни во что не ставящий даже жизни своих друзей, сумеет это заметить. Да и полноте, могут ли у такого быть друзья? Разве что попутчики, которых можно бросить в любой момент, если они уже не нужны. Все это читалось на ее лице так явственно, что Жаров — не тот, что потягивал вино там, за пределами обзора камеры, а настоящий — скривился,

— А как вы сами, господин Жаров, относитесь к деятельности Корпорации?

— Не слишком хорошо. — Камера снова показала его лицо.

— Из-за ее политики?

— Her, меня это мало беспокоит.

— Может, вы считаете, что вам мало платят?

— У вас интересный ход мыслей, Кейт. Пожалуй, вы правы,

— И все же нам необходимо разобраться в том, что произошло на станции «Сигма». Вы, единственный уцелевший свидетель, потенциально обладаете бесценной информацией…

— Все имеет цену.

— Разумеется. — Камера снова метнулась к ее лицу, продемонстрировав плохо прикрытую гримасу отвращения. — Разумеется, вы получите все, что захотите… в пределах разумного, конечно. Но вы должны согласиться на сканирование памяти. Скажем, пять тысяч вас устроят?

— Это шутка?

— Десять тысяч.

Долгая пауза. Жаров (на экране) тянется к бутылке, наливает половину бокала, смакует драгоценный напиток.

— Хорошее у вас вино… Мне даже сложно представить, сколько оно может стоить. Вижу, ваша компания не испытывает финансовых затруднений.

Наплыв камеры. Видно, как морщится Кейт.

— Я понимаю. Пятнадцать тысяч… простите, это предельная сумма.

— Хорошо. — Он ставит опустевший бокал на стол.

— Так вы согласны?

— Да.

— И вы понимаете, что ментосканирование может помимо воспоминаний о последних днях извлечь более ранние картины, например, касающиеся вашей деятельности в Корпорации?

— Это ерунда.

— То, что вы сейчас увидите, — лицо Кейт заполнило экран, — не видел никто. Даже реципиент, поскольку было темно, а он был в тот момент ослеплен ярким светом капсулы. Но глаза зафиксировали картинку, а мозг сохранил ее…

Изображение на экране сменилось. Теперь там была одна сплошная чернота.

— Компьютер обрабатывает изображение и попытается усилить яркость, — доносился из-за экрана спокойный голос Кейт. — Так… смотрите!