Чумные псы - Ричард Адамс Страница 10

Они принялись исследовать кошачий блок, где кошек держали в специальных капюшонах, закрывающих им глаза и уши, с целью изучения действия, которое оказывает на кошек нахождение в специальном капюшоне, закрывающем глаза и уши. Здесь было сравнительно тихо, и какого бы то ни было движения почти не ощущалось. Однако Раф все же различил чей-то одинокий голос, постоянно повторяющий одно и то же: «Ой, мамочка, мамочка, мамочка!» — причем в голосе этом слышалась скорее тревога, нежели страдание. Раф застыл на месте, пытаясь определить, откуда доносятся эти причитания, и Шустрику, который и тут не обнаружил выхода на улицу, не сразу удалось заставить своего товарища двинуться дальше.

И они продолжили свой путь через аквариумный блок, где осьминогов, которые удостоились (или нет) пройти через хирургическую операцию на мозге, потчевали ударами электрического тока, когда те приближались к предлагаемой им пище (с целью изучения способности осьминогов фиксировать в памяти предыдущие удары электрического тока и, как следствие, не реагировать на приманку, рискуя в противном случае получить очередной удар тока). Сейчас электроды были обесточены, резервуары темны, а их обитатели дремали или, по меньшей мере, пребывали в оцепенении. И все же тут было полно каких-то тихих подводных звуков и бульканья. Это так давило Рафу на психику, что он первым протолкнулся через очередные двойные двери, прежде чем Шустрик успел отчаяться в поисках какого-нибудь окошка, которое случайно забыли закрыть.

Наконец они оказались в блоке с морскими свинками, которые были тут всех видов и мастей — рыжие, черные, белые, черно-белые, рыже-черные, длинношерстные и короткошерстные, печально-умильные и умильно-печальные; здесь их держали в качестве живого резерва для всех блоков Центра. У многих свинок были ампутированы одна или несколько лапок — и вот вам занятный факт: свинки не имели способности к адаптации и вели себя так, словно все четыре лапки были у них на месте. Шустрик, обследовав все помещение, остановился наконец в дальнем углу и прижал нос к щели под дверью. Эта дверь не была двойной — тяжелая сплошная дверь, совершенно нормальная дверь, выкрашенная зеленой краской и запертая крепко-накрепко.

— Дождь и слякоть, — сказал Шустрик. — Канавы и листья! Понюхай!

Раф сунул нос под дверь. Псы с наслаждением вдыхали запах моросящего в ночной тьме дождя. Раф тщетно толкал лбом неподдающуюся дверь.

— Пустое, — заметил Шустрик. — Почтальонская дверь, для мальчика, разносящего бумажки… Это я так, — добавил он, глядя на примолкшего и сбитого с толку Рафа. — Мы доели эту миску до дна, вот и все.

— Что, нету выхода? Разве мы не можем одолеть почтальона?

— Кошка на дереве. Лезет, покуда верхушка не станет гнуться. А что потом? Вот и повиснешь на облачке. А меня повесь на другое. — Словно разуверившись в себе, Шустрик задрал лапу у двери и коротко помочился, после чего сел на задние лапы, дрожа на сквозняке в ползущих через порог сырых клочьях тумана.

— Холодно. Лапы зябнут.

— Горит, — вдруг сказал Раф.

— Что?

— Что-то горит, вон там. Пахнет пеплом. Там будет теплее. Пошли.

Оттуда и впрямь веяло теплом — не очень сильно, но вполне ощутимо. Тепло шло из противоположного конца блока, из-за установленных ярусами клеток с морскими свинками. Повернув голову, Шустрик не только учуял запах пепла, но и увидел, несмотря на полумрак, легкие черные частички, кружащиеся в поднимавшемся вверх воздушном потоке, который, видимо, был теплее, чем остальной воздух в помещении. Пройдя вокруг клеток за Рафом, Шустрик увидел, что тот уже обнюхивает квадратную железную дверцу, вмонтированную в кирпичную кладку. Эта дверца немного выступала из стены и находилась чуть выше его головы. Дверца была приоткрыта. Заглянув внутрь, Шустрик различил потолок или, скорее, верхнюю стенку какой-то металлической выемки, которая, похоже, была довольно глубокой, поскольку оттуда не только исходил поток теплого воздуха, несущего легкие частицы пепла, но доносились и какие-то тихие звуки, какое-то позвякивание и потрескивание, многократно усиливаемые эхом в железной трубе.

— Что это такое? — спросил Раф, ощетинившись, как перед дракой.

— Это не животное, так что убери-ка свои зубы подальше. Эта штука может двигаться туда-сюда, вроде как дверь. Открой-ка ее пошире.

Раф, как и прежде, принялся толкать дверцу, но Шустрик сразу остановил его.

— Нет, не так! — сказал он. — Ты ее закрываешь. Подцепи носом или попробуй лапой. Давай покажу.

Шустрик встал на задние лапы, а передними оперся о выступ в кирпичной кладке, затем просунул морду в щель и дернул головой в сторону, заставив железный квадрат немного повернуться на петлях. В то же мгновение он отскочил, и шерсть его встала дыбом, как только что это случилось с Рафом.

— Что такое? — снова спросил Раф. — Тут что-то жгли… Пахнет смертью… кости… шерсть…

— Этих животных, неважно, как они называются, белохалатники, наверное, сжигают. Чуешь, тот же запах, только горелый. Ну, конечно, — сказал Шустрик. — Так и есть. Они ведь и мою голову жгли, а табачный человек жжет ту штуковину, что держит во рту. Стало быть, здесь они жгут животных.

— Зачем это?

— Не задавай глупых вопросов. — Шустрик снова приблизился к открытой дверце. — Там все еще тепло. Мертвые, но не холодные… Горячие кости, горячие кости! Я суну туда голову. — Он снова встал на задние лапы, заглянул в квадратную пасть железной пещеры и вдруг взволнованно взвизгнул. — Свежий воздух! Овцы, дождь! Чуешь? Я точно тебе говорю!

Замурованная в кирпичную кладку, сквозь стену проходила покатая железная труба, точнее воронка, которая вела прямо в небольшую топку — снаружи, как это делается в оранжереях. В этой топке сжигали не только мусор, вроде использованных бинтов, грязной соломы и прочей подстилки из клеток, но также и трупы морских свинок и других животных, которые были достаточно малы, и от них можно было избавиться таким образом. Во второй половине дня здесь бушевало пламя, пожравшее бренные останки примерно двадцати морских свинок, которые уже не могли принести какую бы то ни было пользу Центру, а также нескольких котят и мангусты. Мальчишке Тому, подручному Тайсона, было велено прийти сюда в пять часов и вычистить топку, однако он, зная, что Тайсон сегодня торопится закончить дела поскорее и едва ли заглянет сюда проверить, как он управился, ограничился тем, что наскоро поворошил золу и не прогоревшие остатки соломы, костей и шерсти, а чистку топки решил отложить до понедельника. Тайсон забыл распорядиться, чтобы он обязательно закрывал дверцу топки и дверцу приемной воронки в блоке 12, а сам Том не из тех, кто по собственной инициативе станет проявлять похвальное рвение, — слишком уж мало в его голове оставалось свободного места: все было занято заботами о судьбе манчестерского футбольного клуба, мечтаниями о товарах фирмы «Ямаха» и фантазиями, где главную роль играла певица Нана Мускури. После того, как Том ушел, пламя в топке еще некоторое время пылало, раздуваемое сильным сквозняком, и наполняло блок 12 легким дымком и запахом сгоревших морских свинок, который исходил из воронки, но затем пламя потухло, и топка постепенно остывала, пока вокруг сгущалась темнота и ветер пролагал себе дорогу сквозь шуршащую и потрескивающую золу.