Сады Луны - Стивен Эриксон Страница 10

Увы, таких, как он, не очень-то торопились зачислять в армию. Им не облегчали путь к офицерской выучке и последующим чинам. Парану вообще не повезло: его отправили в Кан, где гарнизон ветеранов восемь лет подряд зализывал раны былых сражений. Там молодого, неопытного лейтенанта, да еще и аристократа, встретили с плохо скрываемым презрением.

Паран считал, что отношение к нему изменилось после резни на дороге. Он оказался проворнее многих ветеранов, чему в немалой степени способствовала его превосходная боевая лошадь. Более того, чтобы показать остальным свое хладнокровие и выучку, Паран добровольно вызвался возглавить расследование.

Лейтенант делал все, как надо, хотя знакомство с подробностями случившегося доставило ему немало тягостных ощущений. Пробираясь между мертвыми телами, он слышал странные крики, звучавшие не вовне, а в его собственной голове. Глаза Парана подмечали малейшие детали: странный поворот тела, неожиданную улыбку на лице мертвого воина. Однако тягостнее всего на него действовал вид погибших лошадей. Ноздри и пасти животных были в корках засохшей пены — верный признак панического ужаса, охватившего лошадей перед гибелью. Паран не мог без содрогания смотреть на их чудовищные рваные раны. Пятна навоза и желчи покрывали бока некогда гордых скакунов. Повсюду он натыкался на запекшуюся кровь и гниющие куски мяса. Лейтенант едва сдерживался, чтобы не заплакать над трагической участью лошадей.

Паран заерзал в седле, ощущая противную липкость ладоней, лежащих на луке седла. Все это время он держался стойко, но теперь нахлынувшие воспоминания словно разметали и расшатали его дух. Совсем недавно он с молчаливым презрением взирал, как ветераны скрючивались на обочинах и их тошнило желчью. А ведь они отнюдь не были трусами, эти старые солдаты. Последней каплей жутких воспоминаний явилось увиденное в имперской управе Геррома. Еще немного, и все это сметет защитные преграды, которые Паран выстроил у себя внутри.

Лейтенант с трудом выпрямился в седле. Он вспомнил, как с какой-то щеголеватой небрежностью поведал адъюнктессе, что его молодость кончилась. Он рассказал ей и о многом другом, бесстрашно, не задумываясь о последствиях, отбросив все предостережения, которые пытался внушить ему отец.

Ему вдруг вспомнились слова, услышанные в детстве: «Живи тихо». Он отверг их тогда, отвергал и сейчас. Итак, адъюнктес-са заметила и выделила его. Впервые за все это время Паран задумался: стоит ли гордиться ее вниманием? Он вспомнил «сжигателя мостов», с которым судьба столкнула его на смотровой башне Ложного замка. Наверное, нынче тот плюнул бы ему под ноги и сказал: «Зря ты не прислушался к моим словам, сынок. Ну что, стал героем?»

Лошадь Парана рванулась вперед, стуча копытами. Он сжал меч, тревожно вглядываясь в сумрак. Дорога вилась меж рисовых полей, ближайшее крестьянское жилье отстояло от дороги на добрую сотню шагов. Тем временем путь ему преградил чей-то силуэт.

Подул холодный ветер, заставивший лошадь прижать уши и тревожно раздуть ноздри.

Вся одежда странного незнакомца была зеленого цвета: зеленый плащ с большим капюшоном, выцветший зеленый мундир, полотняные облегающие штаны. Даже кожаные сапоги и те были зелеными. Ростом он вряд ли превосходил Парана. На тонком поясе висел всего один длинный кинжал — излюбленное оружие жителей Семиградия. Лейтенант обратил внимание, что кожа на руках незнакомца была сероватого оттенка. Парана поразило обилие колец: по нескольку штук на каждом пальце.

Человек поднял руку, сжимавшую глиняный кувшин.

— Эй, лейтенант, жажда не мучает? — спросил он. Голос незнакомца звучал довольно приятно и вкрадчиво.

— Вас что, послали меня встретить? — вместо ответа спросил Паран, не убирая руки с эфеса меча.

Человек улыбнулся и откинул капюшон. У него было узкое светло-серое лицо и темные раскосые глаза. По возрасту — чуть больше тридцати лет, хотя волосы успели побелеть.

— Адъюнктесса попросила меня о небольшом одолжении, — пояснил незнакомец. — Ей не терпится выслушать твой доклад. Мне поручено препроводить тебя к ней… с поспешением.

Он взмахнул кувшином.

— Но вначале давай-ка перекусим. В моих карманах найдется недурное угощение; во всяком случае, куда вкуснее и обильнее, чем ты нашел бы в какой-нибудь здешней замызганной деревушке. Слезай с лошади и составь мне компанию. Сядем с тобой на обочине, проведем время за трапезой, приятным разговором и созерцанием вечно занятых тяжкими трудами местных крестьян. И как им не надоест так гнуть спину? Кстати, меня зовут Симпатяга.

— Я слышал это имя, — сказал Паран.

— Уж должен был слышать, — подхватил Симпатяга. — Итак, я пред тобой. В моих жилах течет кровь тистеандиев, и ей тесно в человеческом теле. Чтобы облегчить ее участь, я выпускаю кровь из других тел. Уничтожение королевской фамилии в Аи-те — моих рук дело. Король, королева, их сыновья и дочери.

— А также двоюродные, троюродные и прочие родственники.

— Угадал, лейтенант. Нужно было вырвать всю поросль с корнем. Таков уж мой долг, а я как-никак — один из искуснейших «когтей». Но ты так и не ответил на мой вопрос.

— На какой?

— Пить хочешь?

Паран нахмурился и спрыгнул с лошади.

— Я слышал, что адъюнктесса велела поторапливаться.

— А мы и поторопимся, лейтенант, когда наполним желудки и приятно побеседуем.

— Стремление к приятным беседам вряд ли присуще «когтям», особенно искуснейшему из них.

— Про других не скажу, а я очень люблю приятные и изысканные беседы. Увы, лейтенант, нынешние мрачные времена почти не позволяют мне проявлять это качество моего характера. Но ты, смею надеяться, уделишь мне немного своего драгоценного времени, правда? Тем более что мы все на время связаны одним делом.

— Ваши дела с адъюнктессой меня не касаются, — сказал Паран, подходя к Симпатяге. — Лично к вам у меня нет никаких чувств, кроме враждебности.

Один из искуснейших «когтей» империи присел на корточки и стал доставать из карманов свертки с едой. Затем он вынул два хрустальных бокала и откупорил кувшин.

— Старые раны. Понимаю, лейтенант. Ты ведь избрал другой путь, выбившись из стада скучающих и вечно препирающихся между собой аристократов.

Симпатяга наполнил бокалы янтарным вином.

— Теперь ты целиком принадлежишь империи, лейтенант. Она повелевает тобой, а ты безоговорочно подчиняешься приказам. Ты — частичка одного из мускулов, слагающих тело империи, и не более того. Но и не менее. Время старых обид давно прошло. А потому, лейтенант, — Симпатяга опустил кувшин на землю и подал Парану наполненный бокал, — давай отпразднуем твое новое назначение. За твое здоровье, Ганоэс Паран, лейтенант и помощник адъюнктессы Лорны.

По-прежнему хмурясь, Паран взял бокал.

Они оба выпили.

Симпатяга улыбнулся, достал шелковый платок и обтер губы.

— Как видишь, нам не так-то трудно поладить. Кстати, каким именем прикажешь тебя величать?