Таня Гроттер и посох волхвов - Дмитрий Емец Страница 10

Все загалдели разом. Вызвать Чумиху! Такое могло прийти вголову только непредсказуемой Шито-Крыто! Однако никто из тех, кто был вгостиной, не отказался. Ни у кого не было желания прослыть трусом. ТолькоШурасик попытался было уклониться, но после передумал и остался.Любознательность пересилила в нем страх.

Потребовав погасить весь огонь, Рита зажгла две свечи ипоставила тарелку на стол в круг из начертанных букв.

– А теперь все садитесь вокруг стола и беритесь за руки…Готово? Отлично! Представляйте себе Чумиху… И не размыкайте рук, а то мыпотеряем контакт! – распорядилась она.

По желтоватому лицу Шито-Крыто бродили зловещие тени.Большой нос нависал над губой, как у ведьмы. М-да, в лопухоидном мире она точноподрабатывала бы предсказаниями.

Как там тискают в своих газетках лопухоиды?

«Мощный приворот на крови. Верну мужа в семью, пожизненнопривяжу его к дому. Сделаю полную отстуду от соперницы, вплоть до ненависти.Все оккультные услуги. Гарантия 300%. Скидка по кредитным картам, попонедельникам и девушкам до 25 лет без предъявления паспорта. Магистр черноймагии Анастасий».

– Дух Чумы-дель-Торт! Мы вызываем тебя! Приди к нам! –звенящим от напряжения голосом произнесла Рита. Ее перстень выбросил краснуюискру.

Таня сидела между Ванькой и Баб-Ягуном. Ладонь играющегокомментатора была гораздо крупнее ее собственной. Маленькая Танина рукабуквально утопала в ней. Ладонь же Ваньки – не такая огромная, как уЯгуна, – была на ощупь теплой, почти горячей. Рядом с Ванькой и ЯгуномТаня уже не боялась Чумы-дель-Торт.

Девочка изо всех сил старалась не представлять себе мертвуюстаруху, но против ее воли лицо с лохмотьями висевшей на нем кожи встало перед ней.Тане чудилось, что убийца ее родителей грозно и многозначительно ухмыляется.Зыбкое лицо Чумы-дель-Торт висело над дрожащим огоньком ближайшей свечи. Исамое ужасное, что Чуму, казалось, видела только она одна.

Остальные лишь щурились на огонь, не замечая лица старухи,которое стало уже почти отчетливым. Ужас удавкой сдавил ей горло. Вязкий илипкий взгляд старухи, как и при жизни, сковывал и замораживал ее. Таня до болистиснула Ванькину ладонь. Валялкин удивленно оглянулся. Его большой палецвопросительно и одновременно ободряюще коснулся Таниного мизинца. Девочке сталонемного легче.

– Дух Чумы-дель-Торт! Ты уже здесь? – снова крикнулаРита.

Призрачное лицо, которое видела одна лишь Таня, исказилось вухмылке. Казалось, Чуму позабавило, что ее зовут, когда она уже здесь. Круглыйстол начал мелко дрожать. Перевернутая тарелка запрыгала, касаясь написанныхвокруг нее букв.

– Та-Кого-Нет, готова ли ты отвечать на наши вопросы? –дрожащим от волнения голосом спросила Рита.

Тарелка отчетливо показала на одну из букв, на секундузамерла и вновь начала, позванивая, подскакивать.

– «Д»… А теперь «у»… Нет, «а». Чумиха ответила «да»! Онасогласилась! – щурясь, прошептал столь же близорукий, сколь и болтливыйКузя Тузиков.

– Дух Чумы, приоткрой нам завесу времен! Должно ли вскореслучиться что-нибудь необыкновенное? – возвысила голос Шито-Крыто.

Черная тарелка вновь начала подпрыгивать.

– П… о… с… Это что – «в»? Нет, все-таки ближе к «о».Какой-то «посо»… – сказал Кузя Тузиков.

– Последняя «х». Посох! – поправила Рита.

Тяжелые веки на тронутом тленом лице Чумы опустились, апотом сразу поднялись. Таня поняла, что Шито-Крыто угадала верно.

– «Посох»? Это палка, что ль, такая? Ну и дальше что? Причем тут посох? – раздраженно спросил Баб-Ягун. Он не видел того, что виделаТаня, и потому гадание казалось ему блефом. Прыгающее блюдце – подумаешь! Фокусна уровне первого года обучения, когда начинают проходить заклинанияэлементарного телекинеза, типа хап-цап.

– Откуда я знаю, что она имела в виду? Видишь, тарелка ужене дрожит! Значит, она уже дала ответ! – огрызнулась Рита.

– Спроси еще раз!

– Второй раз духов не спрашивают! Духи очень легко выходятиз себя! Особенно такие! – бледнея от ужаса, сказал Шурасик. Если быСемь-Пень-Дыр и Гуня крепко не держали его за руки, мешая разорвать круг,отличник наверняка бы уже слинял, сославшись на архиважные дела.

Шито-Крыто задумалась, размышляя, о чем спроситьТу-Кого-Нет.

– А еще что-нибудь случится? Важное для кого-нибудь изнас? – произнесла она.

Стол, некоторое время остававшийся неподвижным, затрясся.Похоже было, что под Тибидохсом, за Жуткими Воротами, вновь пробудился хаос.Тарелка, постепенно ускоряясь, запрыгала по кругу из букв с такойстремительностью, словно Чума была вне себя.

– «Т»… Это точно «т»… Теперь «о»… То… Снова «т». Тот… Онасказала «тот»! – заикаясь, начал Кузя.

– Ты тормозишь, Тузиков! Я сама! – перебила его Рита.Шито-Крыто вскочила, заставив подняться сидевших рядом с ней и не отрываявзгляда от блюдца. – «Тот… кого… по-настоящему полюбит…» – прочитала она.

– К чему это? Кто полюбит? – нетерпеливо спросилаСклепова.

Тарелка подскакивала уже как безумная. Было непонятно, какРитка вообще успевала замечать, каких букв касалась стрелка.

– «Таня… Гроттер…» – удивленно произнесла Рита, не отрываявзгляда от блюдца.

– Ты уверена?.. Гроттерша? Да кому она нужна? Кого онаполюбит? – забеспокоилась Гробыня, вспоминая о Пуппере.

Внезапно тарелка остановилась. Стол, до того сотрясавшийсякак в лихорадке, перестал дрожать.

– А дальше? Что сделает тот, кого полюбит Гроттерша? –с любопытством поглядывая то на Таню, то на тарелку, поинтересовалась ВеркаПопугаева.

– Откуда я знаю?.. Шурасик разомкнул руки! Я же говорила:нужен непрерывный контакт! Гломов, займись! – рассердилась Рита.

Гуня поймал взмокшую ладонь Шурасика и сдавил ее точно втисках. Шурасик пискнул от боли. Зыбкий силуэт, сотканный из свечного пламени идыма, вновь начал обретать очертания.

Пустые глазницы Чумы-дель-Торт устремились на Таню. Вглубине пустого черепа мертвой волшебницы полыхал негасимый огонь.

– «Пре… предаст ее!» – дочитала Рита.

Тарелка подпрыгнула в последний раз – подпрыгнула оченьвысоко – и, упав на стол, раскололась. В гостиной повисла вдруг такая тишина,что стало слышно, как где-то высоко, едва ли не на самом верху башни, в окнобьется нетопырь.

– Ого! Гроттершу предадут! Хоть одно приятное известие.Жизнь, если разобраться, полна мелких радостей и не менее мелкихгадостей! – прокомментировала Склепова, первой пришедшая в себя.