Прячем лица в дыме - Лина Николаева Страница 10

Да, Найдер был рядом с ним. И он никогда не пересекал черту, позволяя Разу самому решить, чего тот хочет. Не то что она. Рена знала, что своими словами порой грубо лезла к Разу, всё что-то пыталась достать, узнать, выпытать. Потому что она знала, что внутри там так и сидит тот преданный мальчик, который хочет снова поверить и взяться за протянутую руку. И Рена ждала, что он возьмётся за её раскрытую ладонь, как однажды она ухватилась за него и спаслась.

Только вот смех в ответ на слова Мики прозвучал как-то натянуто. Рена уперлась руками об стол и серьёзным голосом произнесла:

— Давай-ка переходить к делу. Что ты можешь сказать о дане Адване? Он с вашей кафедры.

— Ну, я знаю его, — задумчиво протянула девушка и отложила посуду. — Давай не будем говорить о нём?

Рена нахмурилась. Она всегда платила хорошо, но если Мика отказывается от денег, дело совсем нечистое.

— Почему? Расскажи всё, что знаешь. Я заплачу тысячу линиров.

Рена отчетливо видела отразившуюся на лице нортийки борьбу жадности и страха.

— Не стоит, поверь, — в голосе Мики послышалась настоящая мука. — Знаешь, я ведь присматривалась к дану Адвану. Он хорош собой и богат — ну, ты понимаешь, о чём я. Так вот, о нём лучше не узнавать лишний раз. У него могущественные покровители. А в последнее время многие интересуются даном Адваном. Не к добру это.

— Пять тысяч линиров. Что ты знаешь, Мика?

— Ничего, что ты хочешь узнать! Нет, в этот раз мы не договоримся. Ну, я думаю, тебе пора.

— Мика…

— Тебе пора! — взвизгнула девушка. — Не спрашивай меня ни о чём!

Рена сжала перчатки. Мика что-то знала, и на неё была последняя надежда. Она не могла вернуться без информации: ради Раза, даже ради Найдера. У отца было выражение: «бедовые мальчишки» — оно отлично подходило для этих двух. И она ну никак не могла оставить или подвести своих бедовых мальчишек. Они ведь всё равно не отступят, так надо дать им хороший старт.

Рена вытянула на обеих руках указательные и средние пальцы, переплела, а затем быстро развела в разные стороны и сжала ладони в кулаки. Мика с криком схватилась за глаза.

— Тихо. Если ты мне всё расскажешь, зрение вернётся. Если нет — что же, ты сама сделала этот выбор.

Голос звучал холодно, но Рене казалось, что она горит огнём. То ли из-за магии, то ли от стыда.

В больницу она угодила после того, как из-за её силы погибли люди, и тогда девушка зареклась, что больше не призовёт магию. Не сдержала обещания. Затем сказала, что будет использовать её, только когда помощь понадобится Разу или Найдеру: освещать, ослеплять, ударять. Не сдержала и этого слова. Оставалось всего одно обещание: не использовать магию, чтобы убить. И если она однажды нарушит и его… Рена не знал, что тогда.

Из глаз Мики потекли слёзы. Она заикалась:

— Ты… Ты… Ты… Прошу!

— Я — свет. Я знаю, что делаю, и тебе лучше сказать мне правду.

«Свет», — на лице появилась горькая ухмылка.

Во всей Арлии только Светлый орден мог использовать магию — избранные, владеющие силой света. Считалось, что это единственный вид магии, которые не несёт хаос. Служителей ордена уважительно называли «свет» и ставили в один ряд с правителями. На них надеялись, обращались за помощью, а некоторые даже молились им, подобно богам.

Но Рена четыре года училась и служила ордену — времени хватило, чтобы понять, что это самые лицемерные и трусливые люди на свете. Не было у них никакого света. И она тоже не была светом — огнём, который мог лишь сжигать.

— Прошу, прошу, я хочу видеть, я всё скажу! Верни зрение!

— Сначала ты мне всё расскажешь, — твердо ответила Рена, продолжая держать ладони сжатыми.

Она могла ослепить по-настоящему, но сейчас это была иллюзия, игра света. И Рена не сомневалась, что поступает правильно — Раз и Найдер ведь важнее, — но почему-то эта «правильность» давила на плечи тяжким грузом.

Мика сползла на пол и закрыла лицо руками. Рена, нависнув над ней, холодно сказала:

— Говори, Мика. Что ты знаешь о дане Адване?

Если бы речь шла не о брате Раза… Если бы речь шла не о том, кто так жестоко обманул доверие и упрятал в больницу…

Совесть ехидно скалилась: всё упиралось в Раза. Не в то, что Лаэрт Адван продолжал эксперименты с магией, которые могли погубить весь Кион, даже не в обещанную награду. В Раза.

— Я… Я…

Рена присела перед девушкой.

— Думаешь, это всё, что я могу? Прекращай лить слёзы, если не хочешь узнать предел моих сил, и говори.

Выпрямившись, Рена рукой пригладила пучок. Раз однажды обратил внимание, что она перестала носить волосы распущенными и начала одеваться в тёмное. Он тогда сказал верно: да, такими мелочами она старается откреститься от прошлого, от ордена. Но знания использовать продолжала, а значит, это было весьма лживое «открещивание».

— Дан Адван… — Мика икнула. — Его отчислили… — снова икнула и утёрла слёзы рукавом свободной хлопковой блузы. — Гильдия не любит об этом говорить — как же, молодой гений! Но это было. Ну прошу, дай мне снова видеть, я всё расскажу!

Мика провела ногтями по лицу, оставляя на коже красные следы. Рена посмотрела на неё свысока — сидя на холодном каменном полу, вся в слезах и соплях, помощница выглядела такой жалкой. И это она сделала с ней. Девушка раскрыла ладони и переплела пальцы, затем шагнула в сторону.

Мика с визгом прижала руки к лицу, отняла, уставилась на них, жадным взглядом заскользила по стенам, полу, потолку. Она остановилась на Рене и медленно отползла назад.

— Ты — чудовище, — выдавила девушка.

Рена сдержала дрожь. Мать всегда учила быть сдержанной: не смеяться, не отвлекаться, не кричать, даже голоса не повышать — знать так не ведёт себя. И девочка внимательно слушала её, но никак не могла понять смысла всего этого. Понимание пришло только с годами, а вместе с ним — умение. Но что сдерживай, что не сдерживай — слова правда умели делать больно и были хуже, чем любые таблетки, чем жестокие процедуры, чем наглые ощупывания врачей.

Когда Найдер выпрямлялся и поднимал окровавленную трость, ему говорили эти слова. Когда Раз с равнодушным лицом опускал нож или револьвер, он тоже слышал вслед эти слова. А ей они были сказаны впервые.

И, наверное, правильно.

— Да, — Рена не стала спорить. — Но чем быстрее ты мне скажешь всё, что знаешь, тем выше шанс, что зрение больше не исчезнет.

Мика поднялась, держась за стену, и начала рассказывать — нет, даже скорее выплевывать слова с ненавистью и презрением.

— Дана Адвана выгнали за то, что его заподозрили в изучении магии. Я однажды подслушала один разговор. Он сказал, что его брат владел магией. Вот он, видимо, и изучал её! Дана Адвана отчислили в восемнадцать, на четвёртом курсе. Всего год оставался до выпуска! И вот почти на три года он исчез. Никто так и не знает, где он был, точно не в Кионе. А потом вернулся, но что может учёный, которого отчислили и выгнали из гильдии? Говорят, он шёл на всё, чтобы найти себе покровителей, которые могли профинансировать его исследования. Ему помогали и дана Гершвал — та, вдова нортийского генерала, слышала? И дан Китубан, из торговцев, и дан Егорис, который возглавлял канцелярию… Ну ты понимаешь, что это были за покровители.