Дорога без возврата - Марик Лернер Страница 10

— Ну долго тебя еще ждать? — спросила Лена, осторожно усаживаясь на стул и глядя на дверь.

Из темного проема бесшумно выскользнуло маленькое существо. Роста в нем было меньше метра, все покрыто серой шерстью, и только лицо, очень похожее на человеческое, оставалось гладким. Уши круглые и большие, как у Чебурашки, постоянно двигались. А на талии был застегнут кожаный ремень, на котором висели нож и какие-то футлярчики. Собственно, это и была вся одежда странного существа.

— Познакомьтесь, — сказала Лена. — Это Алексей, друг Рафика. А это Зоя, наша домовая — она девочка.

Я обалдело произнес: «Очень приятно» — и пожал протянутую мне маленькую лапку. В этот момент я совершенно точно понял, что ей тоже очень приятно, и она хочет, чтобы я помог ей влезть на стул, хотя вслух ничего не прозвучало. Наклонившись, я подсадил ее.

Зоя деловито взяла стакан и выжидательно уставилась на меня.

— Наливай, чего уж там, — сказала Лена. — Ей можно, только в пропорции с весом. Она ведь не маленькая, по нашим меркам — взрослая женщина, давно пора рожать.

Домовая фыркнула, и опять стало ясно, что шутки она понимает, но не наше человечье дело лезть в ее дела.

— А мне нельзя, я себе водички, — наливая из кувшина, сказала Лена.

Мы чокнулись и выпили. Зоя ела очень аккуратно, пользуясь маленькой вилкой, сделанной под ее руку, и совсем не маленьким ножом.

— Они не говорят, но прекрасно общаются, а если что-то сказать надо таким тупым, как мы, то руками, как глухонемые, объясняются. Только они этого не любят, — пояснила Лена, умильно поглядывая на Зою. — Вот она и есть настоящая хозяйка. За всем присмотрит, все сделает, починит или скажет, где проблема, если сама не может. Чужим показываться не любит, но лучше любой собаки охраняет. Она как-то видит намерения, и, если уж ей человек не понравился, значит, точно что-то с ним не в порядке. И совсем они не так безобидны, как кажется с виду. Могут и убить опасного чужака. Есть у них свои способы.

Подвинув ко мне хлебницу, Лена продолжила:

— Дом и люди, в нем проживающие, — это их, домовых, собственность. Да, да, именно так. Поэтому защищать свою территорию и своих почесывателей они будут до последней капли крови. Им очень нравится, когда их причесывают. Когда собираются на собственные посиделки — долго и старательно работают гребешком. Наша Зоя хоть и вредная, но член семьи, ничего не поделаешь, приходится считаться с ее мнением. А вот нового жильца может и отказаться принять.

Зоя довольно улыбнулась и погладила ее по руке.

— И что, в каждом доме домовые живут?

— Нет, они сами выбирают, где и с кем им жить. Рожают они не часто, так что в Городе их почти нет, а в многоквартирных домах вообще не селятся. Пару лет маленькие живут с матерью, а потом перебираются в другой дом. Причем очень придирчиво выбирают новое место жительства. Сами ходят посмотреть на хозяев, других домовых спрашивают. Зато если уж поселятся, никаких проблем с хозяйством — с утра до вечера пашут как заведенные, и ничего им не надо, кроме кормежки и ласки.

Домовая между тем хлопнула третью стограммовку, закусила огурцом и, похлопав меня по плечу, мягко спрыгнула на пол и без прощания удалилась.

— Есть у нас тут один профессор, зоолог с Земли, большой энтузиаст изучения пограничной фауны, — понизив голос, сказала Лена. — Он на домовых слегка сдвинулся и все мечтает о них побольше узнать. А они с ним принципиально общаться не желают. Как появляется, так они моментально исчезают, фиг найдешь. Был бы опасный, давно бы заработал нож под ребра, но они его не трогают, просто прячутся. — И уже нормальным голосом продолжила: — Так он говорит, что домовые положительными эмоциями питаются, а потому всяких скандалистов и алкашей не переносят. Только таких теоретиков у нас полным-полно, и никто толком не знает про домовых. А кушают они совсем не воздух, мисочкой с молоком не отделаешься, иногда и выпить не против…

— Спасибо, — отвалившись от стола и чувствуя приятную тяжесть в желудке, поблагодарил я.

— Но-но, — погрозила она пальцем. — Ты, Леха, у нас не гость, а хороший друг. Поэтому простым «спасибо» не отделаешься, собирай посуду, вымоешь ее, а я посижу.

— Так без проблем, — кивнул я и встал. — Это я привычный, могу еще чего по хозяйству.

— По хозяйству — это мы завтра. Сегодня пойдешь выспишься, у нас еще и сдвиг по времени с Землей, так что отдохнешь. Завтра начну тебя эксплуатировать. Как коня запрягают в телегу, знаешь?

— Нет. Я городской, — ставя тарелки в раковину, ответил я. — Вот машину чинить и ездить, другое дело.

— Будет тебе и машина в починку — это я обеспечу. А как с лошадью обращаться, тебе Зоя покажет. Лошадь здесь главный транспорт. Никаких дорог, а по старым вообще лучше не ходить, неизвестно куда заведут. Поедем завтра в Форт к Борису, мы ему много чего заказывали. И заедем по дороге к Художнице. Надо ей помочь, а то она сама попрется ящики таскать. Совершенно не приспособленная к деревенской жизни, но упрямая ужасно.

— Художница — эта та, кто стены изрисовала? Выходит, что Штурман не твоя фамилия?

— Не-а. Здесь фамилии редко в ходу. Обычно клеят прозвище. Иной раз так назовут — человек не знает, как отмыться. А Штурман я потому, что прокладываю правильный курс. Вот, — погладив живот, сообщила она, — из-за этого в последнее время никуда из поселка не отлучаюсь. И моментально Лях навернулся. Нарвались на гопников, которые поджидали рейдеров с границы, чтобы поживиться. Выстрелят из засады, Вещи по мешкам, и уйдут в Город, потом попробуй докажи: сами они что нашли или у убитых взяли. Самые гадкие людишки. В рейды ходить ссут, а людей не жалеют. Таких, если поймают, сразу без разговоров кончают, но всегда находятся сильно умные, готовые рискнуть за большие деньги.

— А что такое эти ваши Вещи?

— Это легко. Вот в нижний ящик загляни.

Я открыл дверцу под мойкой. Кроме ведра с косо прилепленной бумажкой, на которой синей краской было написано «Мусор», там ничего не было.

— Вот оно самое. Доставай, только осторожно, оно тяжелое.

Я взялся за дужку и, вытянув ведро наружу, поставил на пол. Оно действительно оказалось неожиданно тяжелым, как будто набитым до краев, хотя ничего в нем не было.

— А теперь смотри внимательно.

Она взяла со стола огрызок огурца, демонстративно подмигнула и картинно-медленно кинула в ведро. Огрызок упал в ведро и исчез. Я уставился на него и, сообразив, быстро полез рукой внутрь. Ведро было пустое, но рука неожиданно провалилась ниже пола сквозь дно ведра.

— Глубоко не лазь, — насмешливо сказала Лена, — там все-таки не брильянты, а разные объедки.

Я поспешно вытащил руку.

— Молодец, догадался. Это и есть Вещь. Называется «Фляга». Можно внутрь положить что угодно, и будет храниться вечно, не портясь и не разлагаясь. Нальешь молочка из-под коровы — и через десять лет оно свежее. Форма у них бывает самая разная, но всего три вида. Дело в том, что вложить внутрь можно до определенного предела. Двадцать килограмм, сто и двести. То есть на самом деле не совсем так, но приблизительно. Чем больше вложил, тем скорее цвет изменится. Видишь, сейчас светло-серый. Когда «Фляга» пустая — белый, когда полная — черный.