Свет пылающих теней - Крис Эванс Страница 10

Линейный корабль в открытом море – на диво изящная и мощная зверюга. Дубовые ребра вдвое толще мужского торса, мили жил-канатов, акры мышц-парусов, бронзовые и чугунные зубы, способные растерзать любую добычу, и поверх всего сосновая шкура, скрепленная медью и залитая смолой. Самое большое собрание изделий рук человеческих, объединенных в одно целое.

Однако в то же время линейный корабль весьма хрупкое существо, без конца опасно балансирующее на узком киле, подобно канатоходцу на натянутом через пропасть канате. Главное тут – равновесие. Стоит судну наклониться в любую сторону сильнее допустимого, и его уже не остановить. Оно опрокинется в бездну.

Элвину нравились морские путешествия. Как ни странно, понимание того, что жизнь его держится на тонком волоске и зависит от мастерства кораблестроителей, капризов погоды и ловкости команды «Черного Шипа», наполняло душу солдата умиротворением. Едва он ступал на берег, как все тут же менялось. На земле юношу охватывала бескрайняя, безграничная тоска, будто проросшая из самых глубин планеты и беспрепятственно текущая прямо сквозь него. Лишь здесь, посреди моря, он обретал покой, впрочем, относительный, поскольку Ее кошмары находили юношу везде.

Вдали от берега ему даже изредка удавалось убедить себя, будто когда-нибудь все снова станет как прежде.

Раздался чей-то кашель. Элвин, возившийся с мушкетом, поднял голову и отложил в сторону тряпочку, присыпанную толченым кирпичом, средством для полировки металла. Пятна крови вместе с другими ошметками живой плоти бесследно выжгло черное ледяное пламя. Удобный способ, все солдаты освоили его в два счета, но от соленого морского воздуха на любых незащищенных стальных частях каждую ночь расцветали рыжие пятна ржавчины. А уж в армии-то всегда отыщется какой-нибудь сержант или капрал, только и ждущий повода взгреть тебя за небрежное хранение оружия.

Уцелевшие солдаты из подразделения сержанта Аркгорна сгрудились вокруг одной из шестидесятивосьмифунтовых каронад, установленных на верхней орудийной палубе. Элвин находил вполне естественным, что именно Йимт счел нужным обосноваться по соседству с могучим кургузым орудием, отличавшимся взрывным темпераментом. Ядро каронады имело не слишком большую начальную скорость и, как следствие, летело не слишком далеко, зато разрушения производило впечатляющие. В частности, дерево оно не пробивало насквозь, а разносило в щепки, бьющие во все стороны смертоносным фонтаном. Прозвище орудия вполне ему соответствовало – Громила. Нет, Элвина совершенно не удивляло решение Йимта, избравшего каронаду в качестве прибежища на борту корабля.

Большинство железных эльфов располагались глубже, в трюме. Юноша задумался. А ведь он почти ни разу не видел, чтобы Йимт захаживал туда. Он и здесь-то, на орудийной палубе, появлялся редко, предпочитая торчать наверху. Может, гному просто нравились волны и ветер?

Сколфельтон Эринмосс, сын графа Боринского, дремал рядом с пушкой. Челюсть бойца отвисла, и на нижней губе раскачивалась слюна. Невзирая на благородное происхождение, все запросто звали его Сколли. Затылок рядового украшала вмятина от полученной в детстве травмы. По этой причине он отличался слабоумием и чрезмерной вспыльчивостью. Однако, если верить слухам, сей недуг вовсе не лишал Сколли права претендовать на наследование графского титула.

Инкермон, взгромоздившись на перевернутый ящик, строчил бесконечное письмо. Он извел уже одиннадцать листов бумаги, исписав их с двух сторон мелким почерком. Кому было адресовано послание, оставалось тайной за семью печатями, однако прочие солдаты не теряли надежды когда-нибудь это выяснить. Боец огляделся, шмыгнув носом, покачал головой и продолжил писать, бормоча себе под нос извечное «гореть вам всем в аду».

Хрем Фульбер, недавно переведенный в их отделение и встреченный с большим энтузиазмом, сидел рядом с Инкермоном, привалившись массивной тушей к такой же массивной дубовой балке, и, шевеля губами, читал старый номер «Имперского еженедельного вестника». Другой боец оказался куда менее приятным пополнением. Облокотившись на каронаду, он сосредоточенно шарил в кожаном кисете. Наконец Цвитти с радостным хихиканьем выудил маленький кусочек золота и перепрятал в потайной карман внутри перевернутого кивера. Добыча его подозрительно напоминала вставной зуб, но Элвин решил промолчать.

– Что, опять мародерствуешь? – заметил Неваляшка, ткнув в сторону солдата с лисьей физиономией незажженной трубкой.

Бывший моряк, чья манера ходить вперевалочку вынуждала стороннего наблюдателя ожидать его падения при следующем же шаге, подвесив к низкому потолку гамак, уютно покачивался в такт колыханию судна.

– Трофеи принадлежат победителям! – Цвитти проворно спрятал кисет и сунул кивер под мышку. – На каждом острове было чем поживиться, главное – не лениться искать!

– Это ты мертвых туземцев имеешь в виду? – уточнил Хрем, подняв голову от газеты.

Цвитти скривился.

– Ну да. Они же мертвые, разве им не все равно? Я всегда говорю: что нашел, то твое!

– Обирать покойников не самое страшное, – сказал здоровяк, – но эти бедолаги, они же прокляты! Когда ты у них что-то берешь, стало быть, и проклятие переходит на тебя.

На лбу бойца с лисьей физиономией надулась крупная жила.

– Прокляты? Да кто бы говорил! Если кто тут и проклятый, так это мы! Как по мне, так мы заслужили дополнительную награду. И не эти жалкие гроши, что нам платят под видом жалованья, и не какие-то вонючие десять золотых, которые принц обещал тому, кто возьмет живым одного из этих хреновых эльфов!

– Да успокойся ты, чего сразу заводиться-то? – произнес Неваляшка. – По мне, так тут довольно не плохо. Грогом поят, вином тоже, два раза в день горячим кормят, гамаки есть, чтобы на досках кости не отлеживать...