Хранительница Души - Алекс Найт Страница 10

/Хранительница/

Меня разбудил котенок, он возился у живота, жалобно мяукая. Наверное, хотел есть. При свете только восходящего солнца я смогла лучше рассмотреть его. Окрасом он напоминал барсов с Земли. Серо-белая шерсть с вкраплениями черного. Тело продолговатое, поджарое. Кисточки на кончиках ушей. Хвост странный, очень длинный. Присмотревшись, я поняла, что на его кончике выкидное жало.

— Кто же ты? — спросила я малыша, заглянув в зеленые глазки.

Естественно, он не ответил. Хотя я и такому повороту уже не удивилась бы. Котенок мяукнул, вновь ткнувшись мне в живот мордочкой. Голодный. Тело ныло после тяжелого пути, не зажили все ушибы и синяки, хоть тот разбойник как-то умудрился избавить меня и от сотрясения, и от раны на запястье. Но беспокойство за усатого спутника заставило подняться.

Дедушка частенько вытаскивал меня в походы, но так и не сумел пробудить во мне любовь к подобному досугу. Ох, знала бы, куда попаду, усерднее слушала его лекции о выживании в диких условиях. Сейчас меня спасало только наличие спальника. Правда, спальник летний, тонкий, а ночи здесь не особо теплые.

Быстро разогрев еду, я убедилась в том, что и так подозревала. Малыш был слишком мал для мяса и каши. Ему, скорее всего, нужно молоко и из бутылочки. И как можно скорее, ведь мать вряд ли кормила его последние дни из-за болезни.

Я засобиралась в дорогу, наспех утрамбовала вещи в рюкзак и сорвалась в путь. Котенка разместила на груди, подвязав сумку. Малыш с любопытством осматривался, я же почти бежала, памятуя о том, что за спиной остались обиженные мной мужчины. Вот почему я такая совестливая? Надо было у них и лошадь увести, раз занялась грабежом. Нет, я оттащила их подальше от разбойников, с удобством разместила у деревьев, еще и лошадей подвела. Молодец, Александра, если умрешь, на твоей могиле напишут: "Бессовестная не про нее, а вот глупая — да".

Похоже, я вчера преодолела большое расстояние, потому что вышла к городу буквально через пару часов. Лика оказалась небольшим торговым городом, окруженным деревянными крепостными стенами. На подходе к городу, я прикрыла котенка полами плаща. Вход оказался платным, нужно было заплатить серебрушку. Я боялась, что лишусь золотой монеты, но пронесло. Стражник удивился, да и смотрел подозрительно, все заглядывая под капюшон, но сдачу выдал.

За крепостными стенами город был довольно чистым, центральная улица мощеная камнем. Дома в основном деревянные, но были и каменные. Мудрствовать не стала, зашла в первую же более-менее цивильную на вид таверну. Хозяин окинул меня придирчивым взглядом, попросил несколько серебрушек и отправил одну из работниц проводить меня на второй этаж. Ничего особенного. Небольшая комната, окна, закрывающиеся на ставни. Из мебели только кровать, шкаф, да стол со стульями. Но после дороги комната казалась роскошной. Вскоре мне принесли заказанную еду. Котенку пришлось организовать подобие детского рожка, но хоть удалось покормить. После чего я уже сама с наслаждением пообедала. Поварские таланты меня обошли стороной, потому местная похлебка казалась пищей богов после собственной стряпни.

А вскоре случилось и настоящее чудо. Я, наконец, приняла ванную! Точнее, покупалась в деревянной лохани. Но после злоключений последних дней я не жаловалась. Зеркал не было, но отражение в гладкой поверхности меча сообщало, что этот мир решил покуситься и на мою внешность. Волосы окончательно просветлели, золотистый отлив их покинул, и они теперь были пепельными. Еще немного и поседею. Да и цвет глаз потемнел, стал почти синим. В общем, внешность стала примечательнее прежнего, и я всерьез задумалась о том, чтобы перекрасить волосы.

В таверне прошла самая спокойная ночь с тех пор, как я попала в этот мир. Я так устала, что даже тяжелые думы не беспокоили. Мы просто легли с котенком и заснули, а проснулись уже под утро. Я отоспалась, отдохнула, нормально поела. Пора было заняться покупками и скорее покидать город.

Первым пунктом в списке покупок значилась лошадь. Ее я и собиралась добыть, пусть почти не разбиралась в них. У нас была лошадка по имени Морковка, буквально росла со мной, так что с седлом я была знакома. После ее смерти, я уже не решилась заводить новую, слишком горевала. Казавшееся в прошлом странным решение дедушки завести лошадь, сейчас выглядело иначе. По крайней мере, навыки верховой езды столь же необходимы в этом мире, как и умение себя защищать.

Конюшни я отыскала сразу, а вот как отыскать добротную лошадь? Я прохаживала среди рядов, рассматривая животных. И различала их только по окрасу.

— Помочь, красавица? — ко мне подошел мужчина. Невысокий, полноватый, он стоял чуть отклонившись назад и выпятив живот.

— Мне бы лошадь.

— Прекрасный выбор, — он указал на ближайшее стоило, где стоял довольно смирный пегой жеребец. — Всего пять лет, прекрасно объезжен. В роду Риндельские скакуны. Шестьдесят пять монет всего.

— Сколько?! У него золотые подковы?

— Обижаешь, красавица, отличная лошадь. Тогда вон, гляди, покладистая, умная, — он указал мне на стоящую поодаль клячу. — Сорок золотых.

— Ей пора на пенсию.

— Что? — темная бровь мужчины приподнялась в удивлении.

— Старая больно, — пояснила я, одарив мужчину хмурым взглядом. Похоже, меня пытаются обмануть.

Ничего ответить торговец не успел. Двойные ворота, ведущие из служебного помещения распахнулись. На конюшню вылетел жеребец черной масти, встал на дыбы, опасно размахивая передними копытами. Но на него тут же бросились конюхи, пытаясь успокоить.

— У, адское отродью, — мужчина смачно плюнул, пригрозив коню кулаком. — Скорее бы его увели на бойню.

— На бойню? — ужаснулась я. — Прекрасный же конь.

Лошадь, действительно, выглядела потрясающе. Черная лоснящаяся шерсть, длинная вьющаяся грива и умный взгляд карих глаз.

— Не поддается дрессировке, — мужчина махнул рукой, чтобы коня скорее уводили.

— Жалко же! Даю двадцать пять золотых за него.

— Зачем тебе неприрученный конь?

— А я его приручу, — соврала, конечно. Но мне, правда, было жаль такого красавца. Не станет слушаться — отпущу на волю, но хоть спасу.

— Он Риндельский, чистокровный, — мужчина с сомнением почесал щетину на подбородке. — Двадцать пять мало.