Песнь Гнева - Дарья Кадышева Страница 10

— Это простая истина, мальчик мой. И насчет того, что у солдат маленькое жалованье… В мирное время я не могу платить им так много. Пока… Пока я думаю, что на пару гилоров им можно будет поднять жалованье. Всего на пару.

— Это хорошая мысль, Archas.

— Хорошая, но надеюсь, это больно не ударит по средствам, которыми мы сейчас располагаем. Грядет засуха. А с ней такие проблемы, как голод и бунт.

Фанет выдержал небольшую паузу, прежде чем перевести тему.

— Я слышал, что ты сегодня посещал силлогзцев, Владыка, — сказал Фанет. — Это правда? Эльфийский колдун действительно сумел сбежать из своей темницы?

— К сожалению, да. Это правда.

— И что ты намерен делать?

— Не знаю.

Фанет посмотрел на залитый солнцем город за аркадой зала. Под его кожей перекатывались мускулы. Светлые волосы блестели, татуировки на лице подчеркивали острые скулы и выбритые виски, а татуировки на теле и руках украшали могучий торс. Глаза у него были светло-синие, и, конечно, светились в сумерках, как у всех илиаров. Только вздернутый нос слегка портил общее впечатление мужественности и силы, которое производил Фанет.

Его отец, Сцион Эфалис, был сводным братом Дометриана. Дометриан и Сцион росли в детстве вместе, но Сцион не был родным ребенком царя Тантала. Тантал взял его в свою семью после гибели его родителей, которые являлись советниками царя. Тем ни менее, Сцион и его сын Фанет оказались связаны с царями сильнее кровного родства.

Фанет потерял отца в самом начале Медной войны. После этой трагедии он попал под заботливую опеку дяди Дометриана, как когда-то Сцион был принят в царскую семью. У Дометриана не было детей, поэтому он собирался передать престол Фанету как своему законному наследнику. Фанет стал одним из китривирийских генералов. По илиарским меркам, он был очень молод. Ему было всего лишь сорок лет, тогда как средний возраст у илиаров начинался после ста.

— Но я знаю то, что Катэль крайне опасен, — сказал вдруг Дометриан. — Представь, что теперь будет. Он сможет восстановить Орден. И тогда…

— И что тогда? — перебил Фанет. — Он нападет на Иггтар?

— Уж попробует натворить что-ибудь плохое.

— А, — племянник махнул рукой. — Что нам-то до него? Это проблема эльфов и людей. Вот когда он придет к нам, тогда и будем что-то планировать.

— Ты понимаешь, что это касается нас тоже? У него сила, способная уничтожить весь мир. Если люди, маги и эльфы не справятся — а они не справятся — придется сражаться и нам. Поэтому не лучше ли сразу что-то предпринять?

— Arсhas… Этот Катэль — не наша забота. Пока что.

— Я не согласен с тобой, — покачал головой Дометриан. — Он — проблема всего мира.

— Весь мир не должен нас интересовать. И его проблемы тоже. Тем более, у нас есть более важные дела.

— Какие?

— Ты сидишь здесь и целыми днями решаешь заботы бедноты. Выслушиваешь просьбы заплывших жиром вельмож о том, что их карманы несправедливо пусты. Наведываешься в храм Овриона, молишься за наш великий народ. Обходишь неблагополучные районы Сфенетры и пытаешься помочь всем нуждающимся. Щедро финансируешь магов. В целом: ничего толком не делаешь.

— О чем ты?

— Прости, что я груб сейчас, Archas. Но разве ты забыл человеческие грехи? Забыл, каким пламенем горел наш лагерь у Курганов, когда эти fillari2 подло напали на нас ночью, и как ты отступил, когда надо было идти в атаку?

Дометриан сжал руку в кулак и поднял на племянника гневный взгляд.

— Ты говоришь о том, чего не понимаешь, мальчик мой. Не заставляй меня усомниться в твоей зрелости.

Фанет понял, что перегнул палку. Он смущенно откашлялся и отвел взор от царя.

— Я понимаю, почему ты отступил, — произнес он. — Но неужели ты позволил себе забыть, что они сделали? Ты хочешь простить их?

— Я никогда не забуду и не прощу. Но нельзя развязывать войну.

— Я лично приложу руку к убийству князя.

— И что потом? Есть еще четверо. Властители таких же могучих княжеств, как Лутария.

— Мы не можем сидеть и ничего не делать.

— Фанет, ты тогда был слишком мал, чтобы понять. И сейчас в тебе кипит лишь ненависть к людям. В твоем возрасте я готов был пойти на самые ужасные поступки, но сейчас я знаю, что в этом мире есть вещи куда важнее, чем месть. Война уносит тысячи жизней. Оно того не стоит.

Фанет долго смотрел на Дометриана. Было видно, что он борется с порывом вспылить. Успокоившись, он тяжело вздохнул.

— Значит, ты все-таки забыл, — тихо бросил он. — Если не хочешь восстановить справедливость, то хотя бы не вмешивайся в проблемы людей с Катэлем. Нам это ни к чему.

— Если бы я прислушивался к твоим советам и советам прочих, наша страна была давно бы погружена в хаос, — терпеливо ответил Дометриан. — Сделав хоть что-нибудь, мы, возможно, сможем избежать лишних жертв.

— Объединиться с людьми, значит?

— Нет. Вмешаться по-своему.

— Пока Катэль не…

— Ты забываешь свое место, генерал, — сказал Дометриан, опустив подборок и наклонив голову, отчего его взгляд стал более грозным.

— Прости, Archas. У меня просто есть мнение. В отличие от Силлогзциума.

Дометриан опустился пониже, развалившись на троне. Да, силлогзцы были едины во мнении и твердили, что нужно внести свою лепту в ситуацию с Катэлем. Фанет видел лишь людей. Он не осознавал масштаба проблемы с эльфийским чародеем.

— Я ценю твое мнение, — проговорил Дометриан. — Но в данный момент ты не осознаешь, насколько ты не прав. Я надеюсь, ты скоро поймешь, почему нам стоит отказаться от новой войны с людьми и направить все силы против Катэля.

Фанет молчал. Наконец он отпустил рукоять меча, которую напряженно сжимал, поклонился и направился к выходу из зала. Дометриан допил вино. Он не держал зла на Фанета. Он прекрасно понимал, почему его племянник так зол и пытается достучаться до царя.

В чем-то Фанет был прав. Чтобы начать противостояние Катэлю, нужно появиться на территории, подконтрольной Лутарийским княжествам. А значит, таким образом помочь людям в этой борьбе.

Царь дотронулся пальцами до лба, лишенного даже намека на морщины. Илиары старели медленнее, чем люди. Но жили не так долго, как эльфы. Дометриан был довольно молод, седина не тронула его волосы, но в его взгляде жила скорбь, старая и холодная. Он почти не улыбался. Красивое молодое лицо без недостатков и признаков старения, изуродованное горем и заботами.

***

Вот сейчас уже можно бежать. Еще не поздно отступить.

— Нет.

Лета и Марк стояли перед деревянной дверью кабинета, украшенной искусной резьбой и камушками разного цвета и формы. Поняв, что Лета не поддерживает его идею о бегстве и не собирается передумывать, Марк постучал. Дверь распахнулась. На пороге стоял верховный маг Сапфирового Оплота. Его седые пышные усы и такая же, похожая на вату, борода резко контрастировали с его темными волосами. Радигост внимательно оглядел молодых людей и, засучив длинные рукава рясы, отошел в сторону, пропуская их.