Белый Пилигрим - Антон Краснов Страница 10

Да, вы это уже слышали. Явление выброса вещества! Умник! Я даже выбросил Макарку из окна (как то самое вещество), после чего он пошел за портвейном. И, надо признать, я очень благодарен ему за этот поступок, потому что… Ну что еще остается?

Выпив три бутылки портвейна, принесенные Макаркой, мы принялись штудировать все энциклопедии и все справочники по анатомии, которые только нашлись в доме. Залезли и в Инет, прошерстили его через все известные поисковики. Собственно, никаких объяснений случившегося, кроме самых абсурдных и откровенно шарлатанских, выудить не удалось. К тому же сам объект исследований, Нинка, крутилась под ногами, а потом начала танцевать на кухне степ. Копытные стуки бильярдными шарами раскатывались по всей квартире… Несколько раз я затыкал уши, чтобы не свихнуться. Девчонка решительно оправдывала самые неутешительные прогнозы, какие даже я, ее родной дядя, не отваживался давать. Чертенок! Кажется, именно так выразился недавно Макар. И вот теперь — получите: по своей конституции и анатомическим особенностям Нинка и есть маленький озорной чертенок. С рожками и копытцами. Наличие хвостика я проверить как-то не решался, потому что чувствовал: после созерцания еще и третьего атавистического признака придется бежать еще за одной… Да нет, ОДНОЙ тут не обойтись. Нинка же как будто прочитала наши с Макаром мысли. Она сунула мне под локоть бутылку (уж конечно не преминув хорошенько пролить на мою многострадальную клавиатуру!) и прожурчала:

— А вот, Илюшка. Смешно, правда?

— Да просто ухохочешься! — буркнул я и только тут остановился взглядом на бутылке, которую совала мне племянница. Так… Мысли подпрыгнули и закрутились по хитрой спирали, как пущенная чьей-то игривой рукой юла. Так, так. Макарка принес ТРИ бутылки портвейна. Все три мы выпили. Сам выкидывал их в мусорное ведро на кухне. Пустые. А тут залило всю клавиатуру!.. Я взял в руки бутылку, принесенную Нинкой, и только тут вспоминаю… Макарка смотрит на меня мутным взглядом человека, который упорно сожалеет о бренности бытия, и я говорю вслух, отставляя одно слово от другого, так, как если бы каждое писалось с заглавной буквы:

— Где. Ты. Это. Взяла?

— А в сундучке.

— Я же просил тебя не залезать в бабушкин сундук, там плохо пахнет и вообще…

— А я не в бабушкин. Да ты что, Илюшка? В бабушкин я и не лазила уже три дня, — простодушно сказала Нинка. — Там сундучок валяется, в ванной. Вы ж его сами туда бросили, когда вчера воо-о-о-от такие пришли.

И она скорчила гримасу, долженствующую, по ее мнению, продемонстрировать, какими мы с Макаркой явились вчера. Я вскочил из-за стола и бросился в ванную. Макарка остался в комнате и недоуменно потянулся к бутылке…

Нинка была права. В ванной в самом деле валялся сундучок. В моей голове уже всплыли вчерашние злополучные забеги трех стебанутых дедов, прежде чем я вцепился судорожным хватом в ручку двери ванной и повернул ее. Сундучок валялся вверх тормашками, если только это можно сказать о предмете домашней утвари. Его незавидное содержимое лежало тут же: затертая книжка, улыбающаяся мне желтыми листами, и шапка-вносок», повисшая на вентиле смывного бачка. Бутылка УЖЕ была в комнате.

Бутылка!.. Эта странная бутылка, которую мы в экстазе допивали в больничном скверике, да так и не смогли довести начатое до логического завершения!

Я схватил первый попавшийся под руку тазик и бросился в комнату. Макарка уже прикладывал горлышко бутылки к губам. Ну что еще можно ожидать от этого неудачного отпрыска строгих родителей-историков? Не размениваясь на околичности, я просто выхватил у него злополучный сосуд и, запрокинув горлышком вниз, стал выливать содержимое бутылки в тазик. Макарка Телятников следил за моими манипуляциями сначала попросту выпученными глазами, но в молчании, а потом тихо завыл. К исходу первой минуты в его вое стали проклевываться обрывки слов, которые можно было связать в неряшливые, но какие-никакие логические блоки:

— Ну что ж ты это… продукт перево-ди… а лучше бы… да у нас… ну-у-у!.. Илюха, ты зачем в тазик?.. Нет… ну… э-э-э, лучше бы я… того… в Буркина-Фасо родился, что ли, чем такое видеть!..

После этого он замолчал совсем — по причине, которая разъяснится чуть ниже.

— А ты сам посмотри! — ожесточенно сказал я к исходу третьей минуты. — Посмотри, посмотри! Не знаю, что это за чертовщина такая, но только в бутылке, кажется, и не убыло вовсе. Понял ты, Телятников?

Фамилия прозвучала как ругательство. Макарка ошеломленно пялился на заполненный ДО КРАЕВ тазик и шевелил толстыми губами. Потом он снял очки и стал протирать их с целью изгнать коварный оптический обман, а потом снова водрузил их на переносицу. Бесполезно. В тазике ничуть не убавилось. В темно-красной жидкости, заполнившей таз до отказа, отразилась сначала круглая физиономия Телятникова, а потом веселое, дурашливое личико Нинки, которая подпрыгнула и зачерпнула игрушечным черпачком из этого…

— А ну, вылей! — рявкнул на нее я.

Дите, как обычно, поняло все буквально и одним коротким молниеносным движением опрокинуло таз. О-ох! Только этого еще не!.. Вино ручьями растеклось по полу, впитываясь в ковер и затекая в щели между ободранными половицами. Винный букет густо шибанул в ноздри. Я схватился за голову и кинулся в ванную, чтобы обнаружить там хоть какую-нибудь тряпку. Нрав живущей подо мной соседки, любезной тети Глаши, оставлял мне мало шансов на выживание, если я замешкаюсь хоть чуть-чуть и залью ее. Тряпка, как назло, не находилась, а Макар, ничуть не смущаясь происшедшим, врубил на компьютере музыку и налил себе из неоскудевающей бутыли еще винца.

Тряпку я нашел и даже успел привести пол и ковер в относительный порядок. Но тетя Глаша все-таки примчалась, прямая и грозная, как неизбежность. Орать начала уже с порога, еще не успев разобраться:

— Пьете? С утра зенки залили? Вон как винищем-то несет! Так ведь вы и меня еще залили! У меня там весь потолок в разводах, все обои отклеились и вообще… Нет, на этот раз ты так легко не отделаешься, скотина, тунеядец! А ну-ка!..

Я не успел отреагировать: проявив стати призового скакуна, тетя Глаша ринулась мимо меня в квартиру, отчаянно следя своими грязными стоптанными сапогами, известными всему дому. В большой комнате она застала Макарку, безмятежно пьющего злополучное вино и листающего органайзер. Из него он намеревался выудить адреса и время двух собеседований, назначенных нам на сегодня. Тетя Глаша вторглась в этот неспешный процесс:

— Пьете? Пи… пи… ете? Все пьете и пьете, бухарики?.. Что уставился, а-ачкарик? А ну берите тряпку и все убирайте! Сначала тут, а потом я заставлю вас… ррррремонт!..

Тут ее и настигла карающая ручка Нинки. Племянница подошла к ней и, чуть притопнув ногой и упрямо наклонив вперед голову, сказала:

— Бабушка Глаша, а что вы так кричите? Если у вас запор, то у Илюшки есть клизма. А еще у вас юбка порвалась на боку, и на лбу вскочил прыщик, вот. Хотите, я вам его плоскогубцами выдавлю? Я так у своей собачки, которая живет в деревне, этих… жучков давила.