Человек с топором - Юрий Никитин

Дверь на кодовом замке, но рядом в бетонной стене глубокопроцарапаны три цифры. Для верности продублированы прямо на двери острием ножа.В чуткий волчий нос шибануло запахом застоявшейся мочи. Пол мокрый, а подстеной с почтовыми ящиками вообще широкая зловонная лужа.

Стены, как водится, в матюгах, телефонных номерах и кратких,но выразительных мнениях жильцов младшего поколения друг о друге. Морщась, Мракткнул пальцем в кнопку лифта. В невидимой шахте долго гремело, стонало,грюкало. Из двух лифтов исправен один, прибыл не скоро, а когда распахнулдверцы, Мрак шагнул как в темную пещеру. На ощупь отыскал нужную кнопку. Стенылифта, ессно, изукрашены матом, славословиями в адрес «Спартака», засиженыприлепленными комочками жвачки, что создавало сюрреалистическую картину стен,покрытых созревшими чирьями.

На двенадцатом он вышел прямо на сообщение: «Здесь живетАня. За десять баксов с аналом!», прошел по загроможденному старой мебелью иразной дрянью коридору. Две обшарпанные двери, чутье подсказало, что лучше влевую, мужчины всегда предпочитают налево, позвонил, выждал, позвонил снова.Никто не ответил, он мощно бухнул кулаком. По ту сторону испуганно отозвалосьэхо.

Дверь отворилась, когда он собирался ударить ногой. Изпомещения пахнуло спертым воздухом, прокисшим супом, давно не мытыми телами. Вприхожей с металлическим звоном носятся крупные, как пули, зеленые мухи. Теперьтаких встретишь только в дальних селах на скотофермах.

В щель со злостью смотрела толстая неопрятная баба. Дверь неотпускала, Мрак хмуро уставился на помятое лицо с багровыми пятнами. У бабы,даже бабищи, воспаленные веки настолько распухли, что покрасневшие белки глазможно разглядеть только в щелочки.

— Чо? — спросила она сиплым пропитым голосом.

— Собутыльник?

— Ага, — ответил Мрак.

— Наливай!

Он дернул дверь, оттеснил хозяйку плечом. Баба спорить нерешилась, только бурчала за спиной, такого попробуй останови, он слышал еешлепающие шаги, словно следом шла вылезшая из воды гигантская утка. На кухне внос ударил уже знакомый кислый запах. Его передернуло от горы немытой посуды настоле и в раковине. Проходя, с силой толкнул створки окна. Шпингалеты вылетели,в помещение ворвался свежий воздух.

Струи воздуха сдвинулись только сейчас, ноздри уловилизнакомое, он пошел по запаху. В третьей комнате, самой дальней, на измятойпостели раскинулся одетый мужчина с красными всклокоченными волосами. Вботинках, на подошвах присохшая глина. Брюки испачканы красным соусом, измятаяи грязная до безобразия рубашка в пятнах. Небритое опухшее лицо в таких жесинюшно-багровых пятнах, как и у бабы.

Мрак придвинул ногой стул и, не отрывая взгляда от страшногоиспитого лица, сел. Под ногами загремели пустые бутылки. Запах спиртного сталмощнее. Олег не шелохнулся, покрасневшие зеленые глаза бессмысленно смотрят впотолок, лицо постарело, обрюзгло. Ага, это по-ученому называется депрессия.Только не в пещере, не в поисках Истины, какие поиски с той толстой бабой,здесь уже не поиски, а как бы все взад, наоборот. В смысле, отвернуться ипоскорее забыть, что нашел. Увы, похоже, в самом деле что-то такое нашел, чтозабыть хочется, но память такая штука хитрая…

— Живой еще?

Олег даже не качнулся от могучего толчка. Мрак с недоумениемпосмотрел на костяшки пальцев. Показалось, что ткнул чугунную статую.

— Ты что?..

— сказал Мрак зло.

— Хошь, нашатыря принесу? Или сразу ведро саммиаком?….. Я к тебе за помощью пришел, а тебя самого кто бы спас.

Олег наконец повернул голову в его сторону. Мрак содрогнулся.Опухшая морда стала вдвое шире, щеки обвисли, нос сизый, а печальные глазаволхва… надо признаться, в хорошие дни малость умные, сейчас тупые и сонные.

Олег раздвинул губы, из пересохшего горла выползло что-тосиплое. Мрак прислушался, но волхв всего лишь пытался прочистить горло, словнооно покрылось толстой коркой ржавчины.

— Мрак…

— донеслось хриплое, — Мрак… как мне хочетсяобратно…

— Куда, — спросил Мрак обрадовано, умное чудозаговорило, даже бить не пришлось, — в… ну, эту… фаллопиеву трубу?

— В привычный мир, — прошептал Олег.

— Где ничто не менялось. Снова замки, драконы,принцессы, колдуны и эльфы… Ничего нового, все знакомо, привычно. Напередзнаешь, где и как, кого чем, что и за что… И какой твой поступок верен, какой —нет.

Мрак ногой придвинул стул, сел. Олег смотрел измученнымиглазами.

— Да ты только спроси, — предложил Мрак.

— Я вот он!… Я те щас, как оракул, враз расскажу, закакой такой поступок тебя в котел с кипящей смолой, а за какой — ангельскиекрыльи… и, ессно, в суп.

— Мрак, какой ты злой. Мрак сказал сердито:

— А ты чо мелешь, чо мелешь? Африку, видишь ли, открыл!Думаешь, мне не хотелось взад? Мне еще больше. Это тебя в том мире били,клевали, лягали, бодали и кусали, а я там сам бил, клевал, бодал. А иногда итоптал всласть. Правда, иногда и меня, но я — чаще. А здесь чаще — меня. Носчастье чуем только от баланса в свою пользу, верно?… Однако ж мы здесь.Значит, для чего-то мы есть? Во, почти в рыфму!

— Для чего?

— Кто у нас мудрый? Ты и ответь.

— Это бездна, — проговорил Олег дрогнувшимголосом.

— Мрак, я боюсь туда заглядывать!… Один раз ужезаглянул, каждую ночь просыпаюсь с криком. Ни одна женщина меня не выносит…

— Еще бы, — согласился Мрак, — визг у тебячто надо. Как-то я поросную свинью резал тупым ножом…

— Меня мучают кошмары, — объяснил Олег тускло.

— Когда напиваюсь, отходят малость. Ну, и то счастье…

— Ага, счастье. А куда боишься…

Олег с трудом подвигался, лег поудобнее. Было видно, что емутрудно шевелиться, словно весит тонну. А то и не одну. А может, и весит. Хотявряд ли, кровати сейчас хлипкие.

— В истину, — сказал он хрипло.

— Я увидел мир таким, какой он есть. Помнишь, мы как-тосмеялись, что Пушкин, попади в наш мир, либо спился бы, как вот я, либо вовсепокончил бы с собой. Мол, как вынести мир, где нельзя крепостных драть наконюшне, а девок пользовать для подовых нужд, их, дур, не спрашивая?… Царя нет,всякое быдло — тоже человек! Но до Пушкина рукой подать, ему в нашем мире былобы легче, чем мне в том… который я увидел.

Голос прервался. Мрак опустил широкую ладонь на исхудавшее,но твердое, как чугун, плечо. Голос его прогудел, могучий, густой, полный любвии участия: