Выбор наместницы - Вера Школьникова

Вдовствующая герцогиня Суэрсен, леди Сибилла, откинулась на высокую спинку стула. Подобную вольность леди позволяла себе крайне редко, в тяжелые минуты, требующие напряжения всех сил. Собирая воедино мысли, она расслабляла тело, хотя обычно напоминала натянутую струну: во времена ее молодости девушек не сковывали корсетами и величественной осанки добивались старыми, бабушкиными методами — прутиком по лопаткам. Заходящее солнце дробилось в пластинах горного хрусталя — в своей комнате леди не допускала модных новинок, вроде больших прозрачных стекол, несколько лет назад появившегося в Суреме, а теперь и в провинции. Иннуон же, напротив, жадно относился ко всему новому и необычному. В результате большинство окон лишилось свинцовых переплетов, и свет беспощадно заливал когда-то сумеречные галереи. Впрочем, даже у молодого герцога не поднялась рука на древние витражи в башнях, помнившие еще князей Аэллин. Только одна семья мастеров витражей во всем герцогстве хранила старые секреты. Они заменяли разбившиеся стекла, если возникала нужда, но случалось это на памяти замковой летописи всего лишь трижды. Лорды Аэллин щедро платили мастерам, с условием, что ни один их витраж не покинет пределов Суэрсена. Северные витражи давно уже стали легендой и ценились выше золота. На вступление во власть новой наместницы Иннуон распорядился отправить всего один подарок — небольшой витраж в серебряной рамке, и никто не упрекнул герцога Суэрсен в скупости. Леди раздраженно тряхнула головой: нашла, о чем думать — о витражах! Она снова перечитала пергамент. Граф Айн тоже не любил новшества: предпочитал пергамент бумаге и выбирал обороты, устаревшие еще во времена его детства:

«Сим спешу уведомить Вас, леди Сибилла, что дочь моя Соэнна шесть лун назад достигла женского возраста, что засвидетельствовали семейный лекарь и жрица Храма Эарнира. Это столь долгожданное событие позволяет нашим семьям исполнить данные четырнадцать лет назад обеты и заключить священные узы брака между дочерью моей Соэнной и сыном Вашим Иннуоном, согласно воле моей и пожеланию его покойного ныне, к нашей неизгладимой скорби, отца, герцога Альдина. Дочь моя Соэнна будет готова ко вступлению в брак, как только молодой герцог возвратится с победоносной военной кампании на Островах. Надеюсь, леди, Вы понимаете, что дальнейшее откладывание заключения брачного союза между нашими семьями недопустимо. Остаюсь с неизменным уважением и преданностью Ваш, Кэвин Эльстон, граф Айн.»

Леди Сибилла и сама понимала, что Иннуон должен жениться на девушке. Он должен был жениться еще десять лет назад, на старшей сестре Соэнны, но избежал брака самым постыдным образом. Щеки герцогини пошли алыми пятнами: негодный мальчишка ночью пробрался в спальню невесты и рассказал бедной девушке, что болен дурной болезнью, а белые ведьмы отказываются его лечить, так как он соблазнил одну из них. Чем еще Иннуон поделился с несчастной невестой — неизвестно, но утром она предпочла обитель бога жизни замужеству, и лишь старая дружба между отцами благородных семейств позволила избежать полного разрыва и восстановить помолвку, теперь уже с младшей дочерью графа — четырехлетней Соэнной. А сколько стоило откупиться от белых ведьм!.. Иннуон едва не захворал той самой дурной болезнью за клевету на Орден. Повторного позора герцогиня не допустит, хочет сын или нет — а она не сомневалась, что не хочет — он женится на Соэнне.

Если бы двадцать шесть лет назад она знала, что в самом деле означает связь близнецов Аэллин, если бы она только знала… Древняя легенда гласила: «И не найти ни между живущими, ни между мертвыми связи крепче, а любви сильнее, чем между близнецами Аэллин». Древняя легенда не лгала. Но что было благом, когда рождались сыновья, становилось проклятием, когда рождались мальчик и девочка. Род Аэллин не знал междоусобной вражды, войны между братьями за наследство, предательств и братоубийств. Род Аэллин скрывал изломанные судьбы и ужасные преступления: никогда сестры Аэллин не выходили замуж, никогда их братья не были счастливы в браке. Род дорого платил за единство. Сто лет назад герцог Маэркон Темный убил жену и новорожденного сына, чтобы выдать за наследника бастарда от своей сестры. По приказу наместницы убийцу удавили в камере, ребенок и мать вскоре умерли в заключении, а герцогство унаследовал дядя Маэркона. Муж предлагал Сибилле отослать новорожденную дочь на воспитание в другую семью — мать отказалась, а потом уже было слишком поздно. В двадцать шесть лет красавица Ивенна — старая дева, Иннуон все еще не женат. Но Сибилла не позволит угаснуть и этой ветви рода! Герцог не посмеет отказать матери, не теперь, когда так часто немеют ноги, и сердце замирает в ожидании боли. Главное — не тянуть со свадьбой, она хочет увидеть внуков, чтобы умереть со спокойным сердцем. На свое несчастье, сын любил мать. Любовь заставит его подчиниться. Как вовремя закончилась эта война!

* * *

Леди Ивенна, младшая герцогиня Суэрсен, с самого утра пряталась от слуг в укромном уголке зимнего сада. Ветви южных растений, переплетаясь, образовывали нечто вроде глубокой ниши, скрытой зеленой завесой. За завтраком она опять поссорилась с матерью и теперь ругала себя за вспыльчивость. За столько лет можно было бы уже убедиться, что спорить с леди Сибиллой бесполезно. Особую горечь поражению придавало осознание, что мать слишком часто оказывалась права. Иннуон должен жениться, и Соэнна из Айна ничуть не хуже любой другой благородной пустышки. Но если этого брака не избежать, никто, даже родная мать, не заставит Ивенну покинуть дом! Она будет на свадьбе… нельзя же казнить без приговоренного. О да, она будет стоять в храме вместе с младшими сестрами невесты, первой подымет бокал за здоровье молодых и усыплет пол спальни зерном и горохом, а утром придет с прочими женщинами удостоверить девственность невесты: «…славься, дева, на брачное ложе восходящая…»

Слезы текли по щекам, Ивенна слизывала их кончиком языка. Три года, три года заклятого ожидания, три года треклятого одиночества. Письма не спасали, расстояние казалось ощутимым — каждая верста добавочной мерой веса в невидимом камне, придавившем грудь. Иннуон ежедневно писал сестре подробный дневник: четкие картинки-зарисовки, дословные диалоги, меткие остроты, ядовитые суждения, затаенная нежность. Но из-за войны письма приходили редко, раз в несколько месяцев. Тогда Ивенна забирала драгоценные листы в спальню и читала по письму в день, живя жизнью брата, пусть и с опозданием. Их время впервые разошлось, и Ивенна осталась позади. Даже себе она не смогла признаться в главном страхе: что это навсегда, нить разорвана, они перестали быть единым целым, она — одна, навечно. И последнее радостное письмо брата не успокоило тайный ужас:

«Я еду, Ивушка, скоро буду дома, и все вернется на свои места. Первая ночь только твоя. Мы поедем на водопад слушать ветер, закутаемся в мех и будем жадно вдыхать колючий серебряный воздух. Как же я рад, что возвращаюсь зимой… Словно и не было этих трех лет: тот же лед на озере, тот же снег, тот же поющий ветер. Холод у нас в крови, как льдинки в глазах. Но они не мешают нам, никто не видит красоту лучше нас. А потом, утром, я вернусь для всех остальных. И устрою ослепительный бал белого цвета, а ты будешь прекрасной снежной королевой. Уже скоро, Ива, совсем скоро».