Его дерзкий трофей - Мария Летова Страница 9

— Мы опять вернулись в начало? — каркает Гибсон над моим плечом.

Молчу, роясь в своей сумке. Мне особо нечего возразить.

Я даже спокойно и собранно принимаю плети.

— Я не буду много говорить… — продолжает он из-за моего плеча.

— Слава Богу… — в полголоса бормочу себе под нос, ища свои трусы.

— Ещё раз такое сделаешь, сядешь на скамью, — нелепо картавя и булькая, угрожает Гибсон.

Натягиваю трусы и разворачиваюсь к нему, кладя руки на бёдра. Он принимает аналогичную позу. Между нами расстояние в пару сантиметров, и это меня нервирует. Это моё, бл*ть, личное пространство.

Все заткнулись и прячут глазки.

Мы с ним почти одного роста, но я на три см выше и на двадцать килограмм тяжелее.

Мы с Гибсоном не сошлись ещё с моей первой игры в этом сезоне.

Моя позиция в ЦСКА первый номер — разыгрывающий защитник.

Я всю жизнь на этой позиции.

В Америке я тоже был разыгрывающим, но по факту всегда играл как второй номер — атакующий защитник. Я хотел остаться в этом амплуа и в ЦСКА, потому что это просто мой, сука, новый талант, который раскрылся ещё в универе, но никогда не культивировался. До тех пор, пока я не попал в Калифорнийских Медведей, где мне дали полную свободу действий.

Но Гибсон подрезал мне крылья.

По его мнению, я слишком малорослый для атакующего. Может и так, но я быстрее и в десять, бл*ть, раз манёвреннее. И меня ещё не сдержала ни одна защита, если бы он только позволил мне играть, как я хочу.

Сегодня я самовольно ушёл в атаку. Я такого не делал с первой игры сезона. Не знаю, что на меня нашло. Просто меня всё зае*ало, вот что. Плюс, два моих мяча прикрыли наши жопы сегодня. Но этот формалист готов матч слить, лишь бы все сидели на своих места, иначе пи*ц! Анархия, бл*ть!

Скорее всего прав он, а не я. Но, что-то со мной творится.

— Я всё понял, — говорю Гибсону спокойно, что не даёт нам с ним никаких гарантий на оставшиеся три игры.

— Сядешь. На. Скамью. — Повторяет он, свирепея.

— Как скажете, — отвечаю спокойно.

Что ещё я могу сказать? Я совершенно точно не сожалею и совершенно точно ничего не обещаю. Мне нужно разобраться в себе. Чем выше у человека интеллектуальный уровень, тем хуже он работает по принуждению.

— Поговорю с Павлом… — угрожает Гибсон вдруг.

А вот тут свирепею я.

Просто, бл*ть, взвиваюсь, как ужаленный.

— Да хоть с Трампом! — как девка психую и отворачиваюсь.

Из всех, всех, всех, всех его угроз — эта самая бесячая.

Что за пи*ц?!

Все решения в своей жизни я принимаю сам, без оглядки на чужие мнения. В моей жизни до хрена желающих указать дорогу, только записывай за ними.

Хрустя зубами, быстро достаю первую попавшуюся одежду. Чёрные хлопковые шорты и серую футболку.

Слышу, как хлопнула дверь, и хватаю телефон.

Паша: «Поднимись ко мне».

Не пойти ли ему в задницу?

Мама: «Завтра жду на обед.».

Придётся ехать.

Рыжая: «Жду тебя в машине».

Придётся мою оставить здесь. Дерьмо-вариант, но, так и быть. Как исключительный джентльмен пойду ей на встречу.

Швыряю телефон в сумку и натягиваю шорты. Сажусь на скамейку, чтобы обуться.

Дёргаю так, что чуть шнурок не порвал.

Предупреждающе смотрю на Дэна — нашего капитана. Никаких бесед по душам. Я вообще не люблю откровений с посторонними. Я сам себе режиссёр.

Спустя пять минут покидаю раздевалку, закинув сумку на плечо.

В башке куча мыслей. Все они о том, хочу ли остаться в ЦСКА на следующий сезон? Остаться без команды в тридцать лет. История помнит тарих придурков как я. Все они закончили в турецом Бешикмаше.

Направляюсь к задней технической парковке, минуя главных холл, где в это время обычно хренова туча народу. По дороге встречаю нашего физиотерапевта Марата, который интересуется моим плечом. Обещаю ему заглянуть завтра перед тренировкой.

На выходе из комплекса у вертушки даю знак охране пропустить меня…

Меня тормозит звонкий оклик:

— Эмм…классная игра!..

Откуда этот звук?

Оборачиваюсь.