Слепой рассвет - Кристина Майер Страница 9

Полина

— Не знаю, что между вами произошло, но Черногоров не обрадовался твоему приходу. — Костя ждал хоть каких-то объяснений, а мне нечего было ему сказать. Герман доверял ему управление клубом, но в личные дела никого не посвящал. Мы были близки, но даже мне он не рассказывал о семье. Вряд ли Герман обрадуется, что я обсуждаю с его подчиненными наши проблемы. — Ешь давай, — скомандовал Костя, отодвинул для меня офисное кресло.

Как только Костя сообщил, что Герман едет в клуб, у меня пропал аппетит, но обижать управляющего не стала. Впихнула в себя немного еды.

— Как ты жила все это время? — я видела, что ему хотелось поговорить, но мне было не до этого. Я думала о встрече с Германом.

— Нормально. Работала, потом пришлось уволиться.

— Вижу, что говорить ты не хочешь, не настаиваю. Поля, я тебя очень прошу, не поднимайте шум. Клиентов мне распугаете. Герман после твоего побега, словно с цепи сорвался, совсем другой человек. Постарайтесь тихо разобраться. — я кивнула, а сама анализировала слова управляющего. — Я в зал выйду. — Костя забрал с собой поднос, пробурчал, что я ничего не поела и ушел.

Места себе от волнения не находила. Вытащив из сумочки две таблетки, проглотила не запивая. Только бы зрение не подвело. Тогда Герман точно вычеркнет меня из жизни дочери. Я и без предупреждения Кости поняла, что не знаю Черногорова.

Услышав четкие уверенные шаги за дверью, я уже знала, кто сейчас войдет. Створка резко распахнулась. Я плохо видела его черты лица, но и без этого поняла, что Герман недоволен моим появлением. Не хотелось показывать, что я напрягаю зрение, да и врачи не советовали это делать.

— Зачем ты пришла? — процедил он зло слова. Я забыла все, что собиралась ему сказать. Герман закрыл дверь, сделал два шага по направлению ко мне. Ощущение, будто на меня надвигается хищник, захотелось отступить. Он стоял рядом, я могла уловить запах его парфюма, но впервые его близость заставляла меня дрожать не от страсти, а от страха.

— Я хочу поговорить о Маше. Хочу, чтобы ты ее вернул, — наконец-то я собралась и заговорила. — Мама не имела права отдавать тебе мою дочь.

— Она не отдала, она продала! Маша не только твоя дочь, но и моя!

— Я этого не отрицаю…

— Тогда почему я не знал о ее рождении?! — крикнул он так, что я отступила. Костя просил не поднимать крик, но разве в таком состоянии Герману можно что-нибудь сказать. Любой мой ответ вызовет очередную волну гнева.

— Прости. Я думала тебе сообщить. Правда, много раз хотела позвонить и рассказать.

— И почему не сделала?

— Не хотела влезать в твою семью, — решила сказать правду. — Я думала не о себе, когда скрыла рождение Маши.

— Мне все равно, о чем ты там удумала. Дочь будет жить со мной. Ты ее больше никогда не увидишь, — от его холодного равнодушного тона в жилах стыла кровь. — На этом разговор можно закончить. Больше не появляйся в моей жизни. Я твою мать об этом предупредил. Будете мозолить глаза, я упрячу вас в тюрьму за торговлю детьми, — он развернулся, собираясь уйти. Отмахнулся, словно я мошка.

— Я не продавала Машу! Герман, послушай меня, — кинулась за ним и схватила за руку.

— Не желаю ничего слушать. Твои оправдания ничего не изменят!

— Я даже не знала, что мама так поступила! Она Валю от тюрьмы спасти хотела, а я в больнице лежала! — кричала и плакала я, он хоть и развернулся ко мне лицом, остался все таким же равнодушным. Поняла, что жалости в нем не найду. — Мама не имела права так поступать! Не имела права забирать у меня ребенка! Я не представляю своей жизни без Маши. Герман, прошу тебя… — умоляюще смотрела на него, на лице любимого когда-то мужчины не дрогнул ни один мускул. — Оставшуюся сумму я забрала и привезла обратно! Конечно, тут мало… — в голове нарастала боль, понимала, что нельзя так нервничать, но если я сейчас до него не докричусь, он уйдет. Деньги вытащила и протянула Герману, он швырнул их на стол. Купюры рассыпались по всему кабинет. — Верни мне ребенка! — умоляюще звучит мой севший от крика голос.

— Я купил свою дочь, — цедит он зло слова. — Ты ее больше не увидишь! — глотаю слезы, размазываю их свободной рукой по лицу. Этот мужчина холодный чужой, я его не знаю.

— Не поступай так со мной! Герман, я тебя очень прошу! Я согласна на все, только не лишай меня дочери! — готова ползать у него в ногах, лишь бы быть с Машенькой. Я ее люблю больше жизни!

— На все, говоришь? — его тембр голоса меняется, бьет по натянутым нервам. Понимаю, что ничего хорошего сейчас не услышу, но все равно твердо отвечаю:

— Да. — мне нечего терять. Без дочки я не смогу жить.

— Только при одном условии ты останешься с Машей. — я ничего не говорю, жду, что Герман предложит. Стараюсь скрыть дрожь тела. — Родишь мне сына. — заявляет он и смотрит внимательно в глаза, словно хочет прочитать ответ. Убедиться, что не солгу.

Мне не хватает воздуха, становится по-настоящему страшно. Я не смогу выполнить его условие, для меня это все равно, что подписать себе смертный приговор… На раздумья нет времени. Сейчас Герман меня все равно не услышит, нужно говорить «да» и попробовать потянуть время. Позже во всем признаться.

— Я готова согласиться, но возникает вопрос, а что потом? Ты отдашь мне Машу, а себе оставишь сына? — он молчит, а я с замиранием сердца жду ответа. Хотя понимаю, что такая ситуация вряд ли будет возможна.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍