Бешеный - Виктория Победа Страница 8

НИКА

— Отпусти, отпусти меня, я сказала, — вися вниз головой и кверху попой, я изо всех сил старалась вырваться из лап этого варвара неотесанного. Нет, я, конечно, понимала, что сама дура виновата, но и сдаваться не собиралась.

А этот ненормальный тащил меня по длинному коридору, делая из меня еще большее посмешище, чем прежде. А потом занес в одну из аудиторий, где почему-то была открыта дверь и наконец поставил на ноги, прямо перед собой. И уж лучше бы не ставил, не надо было мне это видеть, ой не надо было.

Мамочки, какие у него глаза бешеные были. Зол он был, очень зол. А кто бы не был? Это я, конечно, погорячилась, когда не задумываясь, вылила на этого болвана самоуверенного содержимое своей тарелки. Сама не поняла, как это произошло, просто терпение, видно, лопнуло, и подсознание решило все за меня.

А потом я в замедленной съемке смотрела, как с лица Багирова стекает мой обед, заливая белую футболку. И страшно стало так, что дышать перестала. Господи, ну я же всегда гордилась своим хладнокровием, как так вообще вышло? А вот так. Противно стало до ужаса, шуточки его эти, издевки ежедневные, а его слова в столовой просто последней каплей стали. Сволочь такая, гад! Да как он смеет вообще, как смеет мне такое говорить.

И не важно, что во сне я его видела постоянно, и просыпалась каждое утро взмыленная и в насквозь мокрой пижаме. И на то, что шепот его хриплый и слова те пошлые, но такие будоражащие, что он во сне мне нашептывал, до сих пор гулом в ушах стояли. И не могла я себе объяснить этого явления, не могла себе объяснить, почему именно его во снах я вижу.

Но это все во снах, где-то там, на уровне подсознания. Наяву бы я себе ни за что не позволила. Не позволила бы трогать себя, как во сне трогал, не позволила бы целовать так, что дышать становилось невозможно. Это все там, во сне, а здесь все иначе, и никогда я не признаюсь в том, что мне это нравилось и индюк этот напыщенный…Чтоб ему провалиться. Даже себе не признаюсь.

— Сучка, ты бля вообще понимаешь, что нихрена мне сейчас не мешает тебя по стенке размазать, — Багиров силой придавил меня к стене, также как и в прошлый раз. Навис надо мной, прожигая насквозь своим наполненным неудержимой яростью взглядом. Лицо его практически багровым стало от того, с какой силой он стискивал челюсти. Желваки на скулах ходуном ходили, а он смотрел и смотрел.

— Сам виноват, — голос подвел, и вышло какое-то непонятное блеяние. Миша действительно мог размазать меня по стенке и вообще все что угодно со мной сделать, и ничего ему за это не будет. Никто и не вспомнит о какой-то там зубрилке, которую никто и никогда не замечал.

— Все, блядь, игры кончились, — утробный рык, вырвавшийся из уст Багирова, эхом разлетелся по аудитории, а потом меня подхватили резко, и я даже понять не успела, когда мои ноги оторвались от пола и обвили бедра Багирова. Может и к лучшему оно, потому что от ужаса сложившейся ситуации, ноги дрожали и отказывались держать.

Вот только руки, сжимающие мою пятую точку, напрягали, и хватка все сильнее становилась, с такой силой он сжимал, что наверняка синяки останутся. Я, конечно, пыталась его оттолкнуть, вырваться, как в прошлый раз, но он держал слишком крепко, прижимая меня к стене всей своей масой.

— Да чего ты, блядь, трясешься. Задолбала, как же ты меня задолбала, зубрилка, бля.

И я, наверное, дура несусветная, но отчего-то последние слова саданули по мне сильнее и больнее, чем предложения его похабные.

— Задолбала? Так отвали, — ударила его в грудь, но ему-то хоть бы хны, он только больше распалялся, сильнее прижимался, не реагируя на мои попытки вырваться, только зашипел от боли, когда я вцепилась ногтями в кожу на шее и сотню раз пожалела, что не отращивала их. Пригодилось бы сейчас.