Молчи обо мне - Айя Субботина Страница 8

Домой я попадаю только сильно за полночь.

До этого тупо катаюсь по городу под громкий рэп и шум дождя.

На душе хреново. Должно быть хорошо, потому что я целовался с симпатичной женщиной, чувствовал, как она поплыла в моих руках и запросто, даже не прилагая усилий, мог бы уложить ее в постель. Когда женщина хочет — она становится другой. С нее слетает мишура, лоск и все защитные скорлупки, остается только потребность отдаться.

Я до сих помню ее лицо после поцелуя: закрытые глаза, припухшие губы. Обычные губы обычной женщины: не особо полные, немного неправильной формы, влажные от моего поцелуя и с маленькой ранкой, когда мы, словно дурные подростки, тупо стукнулись зубами.

Почему между нами ничего не зашипело в первую встречу? Почему даже сейчас я не чувствую, что и сегодня было что-то особенное?

Искать ответ на мокрой ночной дороге — не самое хорошее решение, но я пытаюсь. А когда за очередным поворотом он от меня ускользает, все-таки сдаюсь и возвращаюсь домой.

И даже не удивляюсь, когда замечаю за окнами свет.

Не просто же так Светка «вдруг» перестала писать.

Бля, чем я думал, когда давал ей ключи? Знал же, что это — просто транзит, очередная станция, на которой я подвис чуть дольше обычного.

— Ты один? — Света сразу идет в атаку: встречает в полный рост, со скрещенными на груди руками, злая, как фурия, и я впервые в жизни готов публично откреститься от любви к брюнеткам. — Даже не ожидала.

Сейчас она снова заведет истерику о лживых бабах, которые связываются с несвободными мужчинами, о том, какой я бессовестный кобель. И по хую, что я вернулся один — меня обвинили, приговорили и приготовили плаху. Давай, Артем, подставляй башку и лучше, сука, молчи, потому что «женщина всегда права».

— Ты разве не должна была на этот раз точно обидеться на всю жизнь?

Я отзеркаливаю ее истерику жесткой злой иронией, понимая, что сейчас будет скандал. А у меня завтра прямо с утра важное совещание, и хер знает, смогу ли я с тяжеленой башкой сказать хоть десяток связных слов. Но в моем доме, в два часа ночи, ни одна женщина не будет рассказывать мне, какое я говно.

— Где ты был? — Удивительно, как у некоторых женщин напрочь вырубает инстинкт самосохранения, и они не способны хотя бы просто вовремя заткнуться.

— А ты не успела придумать, где я и с кем?

— Артем!

— Да, меня так зовут.

Она бесится. Тупо заводится и стартует с места под воображаемый визг тормозов и запах паленой резины.

— Я же тебя люблю! Я заслуживаю уважения! Я хочу, чтобы ко мне относились, как к человеку!

— «Я», — загибаю пальцы, — снова «я» и еще раз «я».

— Прекрати!

Она начинает делать вид, что я довел ее до слез. Только Светка никогда не плачет — слишком дорого ей обходятся всякие салонные процедуры, чтобы избавиться даже от намека на морщины, и еще она бережет наращенные ресницы. Но я «благородно» делаю вид, что верю в ее спектакль, только аплодировать что-то не тянет.

— Я тебе верила! — Света пытается сократить расстояние между нами, а я отступаю назад и на всякий случай жестом предлагаю ей оставаться на месте. Не хочу ее рядом, не хочу ни запаха, ни даже мысли о том, что на мне окажется хотя бы один ее чертов волос. — Вот, видишь! С тобой так всегда.

— Что я должен увидеть кроме очередной истерики?

— Ты всегда уходишь, тебе так проще. Закрываешься, отмахиваешься от меня. А когда мне плохо — тебе вообще плевать, ты даже не можешь позвонить. Я же просто хочу быть с тобой, делать тебя счастливым…

И вот тут она действительно начинает плакать. И это обескураживает, потому что за год наших отношений я всего раз видел ее в слезах: когда мы чуть было не расстались — и Светка в слезах признавалась мне в любви. Я ее не любил. Никогда. Ничего у меня к ней не ёкало, не учащалось, когда она звонила или как-то напоминала о себе, и никакой бурной радости от ее переезда сразу после того признания я тоже не испытывал. Мне было ровно. С другой стороны — мне уже давным-давно не хотелось о ком-то думать, кого-то вспоминать, поэтому — какая вообще разница: люблю я или нет? Люди сходятся не только ради любви, но даже и она со временем проходит. И остается быт: существование двух раздельных личностей на одной территории. Я надеялся, что со Светкой все получится, и нелюбимая женщина станет моей надежной спутницей, будет создавать уют, беречь мои нервы и, самое главное, окружит меня женской заботой и теплом.

Но лучше не стало, потому что моя мирная холостяцкая жизнь превратилась в то, что можно назвать только одним словом, да и то матерным — пиздец.

Светка реально очень сильно разнообразила мою холостяцкую жизнь и «принесла» в нее много нового: кучу косметики, хлам на полках в ванной, тряпки, которые постепенно «выселили» мои вещи чуть ли не на жалких пару полок. А еще оказалось, что она не умеет готовить и не особо старается научиться, всегда отшучиваясь, что с моим доходом мы все равно можем позволить себе самые лучшие рестораны хоть каждый день. Она могла часами бродить по магазинам в поисках, сука, чулок себе, но не могла выкроить полчаса, чтобы подобрать мне рубашку или галстук.

И самое «прекрасное» — вместе с ней в мою жизнь переехали ее «мудрые подруги» и «заботливая мама».

Вот тогда я и понял, что буду сам по себе до самой смерти.

Бездетным холостяком, свободным как ветер, не зависящим от ПМС какой-то бабы.

Но у Светы на мой счет уже были свои планы, и как только я озвучил желание разойтись, началась агония. Затяжная, муторная, тяжелая агония. Света страдала, писала, звонила, я сначала пытался поддерживать разговор, помочь ей выти из кризиса, потом начал откровенно грубить, потом даже послал в открытую. И при всем этом каким-то образом ей дважды удалось выпросить у меня еще один шанс.