Мой плохой босс - Джина Шэй Страница 8

Телефон, карточки, ключи от квартиры, ключи от личного номера в клубе, рабочие ключи…

Как я сразу не заметила, что ключей от моей машины в сумке нет?

Угнал, пьяная тварь. Или кому-то отдал, чтобы тот угнал.

Я бы подумала на эвакуатор, но я парковалась правильно, и номера были чистые, да и не успел бы он приехать за полчаса.

Нет. Не эвакуатор. Разве что он реально мимо проезжал. Случайно.

Случайнее него могло быть только НЛО в этом районе Москвы.

— У вас что-то случилось, Ирина Александровна?

Сахарный голос. Бархатный. На данный момент — голос, заставляющий весь мой мир подернуться алым туманом.

Голос Верещагина.

Он стоит за моей спиной, вышел с одной очевидной целью — поглумиться. Стоит, расставив ноги, запихнув ладони глубоко в карманы брюк. На губах — ехидная резиновая улыбка.

Мы сталкиваемся яростными взглядами — и мне очень странно, что после этого вселенная не взорвалась. И мудак не испарился на месте. Что со мной? Я теряю форму?

И все-таки даже сейчас, когда он люто меня бесит — я все равно им любуюсь. Мне было мало его на коленях. Хочу еще.

Я бы порола его три раза в неделю. И может быть, полгода спустя он бы отработал болью свою дрянную натуру. Почему я раньше её не видела? Почему не понимала, насколько глубоко в его душе находится дно?

— Я ведь напишу заявление об угоне, Антон Викторович, — я говорю это серьезно, спокойно — ведь еще раз вывести меня из себя этому козлу не удастся, — и на моей сумке наверняка найдутся чьи-то отпечатки. И на камерах ресторана наверняка кто-то засветился. А в тачке моей — модуль спутникового отслеживания.

— Ужасно интересно и очень ответственно, — Верещагин кивает, склоняя голову набок, — вот только, почему вы рассказываете об этом мне? Думаете, я имею какое-то к этому отношение? Это обвинение? Знаете, сколько поимеет с вас мой адвокат за такие оскорбления?

— Оскорбишь тебя, как же, — шиплю я раздраженно и шагаю подальше, чтобы не продолжать этот идиотский разговор.

Отвесить ему пощечину мне хочется все сильнее. Две. Три…

Он же ни черта не понимает. И вместо того чтобы притухнуть и свалить из поля моего зрения, он продолжает доводить меня до ручки.

И почему именно меня? С чего такая сомнительная честь?

То есть перетрахать четыре десятка баб за год — это нормально по его критериям, и лишь я не только не достойна члена его высочества, но и воспринимаюсь им как девочка для битья. Вот только он не на ту напал.

Я переживу сегодня без сумки из моего багажника. У Проши в брюках непременно найдется ремень, а большего мне и не нужно.

Хотя это безумно несправедливо, что именно Проше достанется за ублюдка Верещагина. Он же к жене еле живой поползет… Ну, если, конечно, вынесет всю мою ярость.

Я иду не оборачиваясь. Телефон достаю из сумки. Мне нужно такси хотя бы…

Бах…

При моей комплекции и каблуках — когда в меня врезается мужик в полтора раза тяжелее меня — я чуть не лечу на асфальт. Удерживаюсь на ногах только каким-то чудом. А вот телефон из руки вылетает, падает на парковочное покрытие, чтобы… тут же оказаться под каблуком мужского ботинка.

Стекло жалобно хрустит…

Сука!

— Вы не ушиблись, Ирочка, я такой неловкий, — ядовито интересуется Верещагин. Да — это он меня толкнул. И это он раздавил мой телефон…

Боже, спасибо, что у меня нет ножа.

Я бы сейчас этого урода прирезала даже тупым столовым ножом. И делала бы это медленно. Чтобы было побольше его крика.

Я привожу себя в равновесие, поднимаю взгляд на Верещагина, снова опускаю глаза, глядя на телефон под его ботинком.

— Ох, — ухмыляется Верещагин, — простите, Ирочка, я ваш телефон сломал? Я же говорю — я ужасно неловкий. Вы не волнуйтесь, я вам все оплачу. В понедельник.

А сегодня, Ирочка — добирайся домой как хочешь, ведь живешь ты в сраных ебенях на другом конце Москвы. Я это читаю в его глазах — весь этот текст там пущен субтитрами.

Почему-то я не сомневаюсь, ни одна трусливая тварь из моих коллег мне не поможет. Не захотят они связываться с этим козлом.

— И чего ты добиваешься? — спрашиваю я спокойно, глядя в его глаза. — Вот этим своим детским садом чего ты добиваешься, Антон Викторович?

Он шагает ближе, нависая надо мной. Дышит так тяжело, будто пробежал полумарафон, не меньше. И от него веет диким яростным жаром.

Какая жалость, что меня все это больше совершенно не волнует и не впечатляет.

— Тебя, сучка, — шипит тем временем этот поганец мне на ухо, — я добиваюсь тебя. Поняла?

Мне смешно. Мне настолько смешно, что хочется захохотать.

И я себе в этом не отказываю — смеюсь во все горло, запрокидывая голову.

— Это я тебе предлагала минут сорок назад, — улыбаюсь максимально ядовито, — с той поры предложение потеряло актуальность. И кажется, я тебе уже об этом говорила. Тогда. В зале. Помнишь?

Он багровеет. Да, малыш, я знаю, что теперь ты этого не забудешь. Надеюсь только на своих коллег, которые это наверняка сняли на телефоны. Я бы заимела это видео для коллекции.

— О нет, — рычит Антон, — мне вообще плевать, что ты там говорила. Либо ты становишься моей шлюхой, Ирочка, и я трахаю тебя абсолютно в любое время, когда мне захочется, трахаю так, как я захочу и так — чтобы все мои подчиненные слышали, как ты визжишь как сучка, кончая подо мной…

Я. Визжу. Кончая. Под (!) мужчиной.

Веселее предложения я в жизни не слышала. Придумал же. Богатая фантазия у этого щенка.

Мне понятно, что у него пригорает — мужское эго, которое в ресторане поставили на коленочки. И в этой ситуации, когда, наверное, я должна быть оскорблена и напугана, мне хочется только рассмеяться.

Надо же, как его проняло. И надо же, как просто лечатся его обидки. Всего-то дать нужно…

Хотя я понимаю, что дело не в этом. Ему нужно меня унизить, растоптать в глазах тех, перед кем я его швырнула на колени. Чтобы его секретарша не бегала ко мне, меня успокаивать, а ненавидела и презирала.