Мужчина и Женщина - Юрий Андреев Страница 7

Как я стала жрицей любви (Авторская редакция заголовка: Какя в возрасте старше тридцати лет впервые ощутила себя пылкой, любящей женщиной,хотя предыдущие мужья правомерно считали меня в постели холодной, чуть ли нефригидной)

Эпиграфы к главе

— Когда наша соседка миссис Джонс сменила мебель, мытоже купили новый гарнитур, — сказала Нэнси своему мужу Ричардсону. —Едва она обзавелась новой моделью «Вольво», ты тотчас купил еще более новуюмодель «Ситроена». Я уж не говорю, сколько нам стоила загородная вилла, которуюпришлось приобрести из-за нее. Бог с ними, с этими расходами, но что мы будем делатьсейчас? — А что, у нее новая покупка? — У нее новый муж.

«У женщин половое возбуждение стимулирует кровообращение засчет прилива крови („горят щеки“). У большинства из них, в отличии от мужчин,начинается набухание и отвердевание сосков молочной железы. Здесь же (околоотвердевающих сосков? — авт. Разрядка моя) начинается напряжение- клитора»

Из статьи известного сексопатолога, кандидата медицинскихнаук в газете «Час пик»

— В студенчестве — я в ЛЭТИ учился, — любви былиробкие, платонические. Опыт танцев ярче был. Но была любовь, как из прошлоговека. К студентке Тане. Я так боялся ее, что не знал, чего мне больше хочетсявстретить или избежать. Она, конечно, полюбила другого. Тогда я понял,возвышеннонесчастная любовь роняет человека. «Двойка тебе», — сказал ясебе и больше в безнадежные варианты не вступал. А Таня так и осталась для меняфеей. — Но бывают такие, которые женятся и по первой, и по второй, и потретьей… Поражаюсь, зачем люди много женятся? Там, где я живу, я создаю свое особоеполе. Менять обжитое тяжело, я знаю много людей, которые это сделали с большойразрухой для своего «я».

Из интервью писателя В. Попова, опубликованного в газете«Час пик»

Бога никто никогда не видел. Если мы любим друг друга, ТоБог в нас пребывает, и любовь Его совершенна есть в нас.

1-ое Иоанна 4: 12

Господи, да могла ли я когда-нибудь раньше и в мысляхдержать, что вся моя женская жизнь до встречи с Егором была не больше, чемтуманом и непробудным сном души и тела? Да думалось ли мне, что многоопытнаямать двоих детей, рожденных от двух законных мужей, женщина, познавшая в своейтридцатилетней с лишним биографии до дюжины, наверное, других мужчин кроме них,что я была не более, чем девственницей, чем нетронутой девушкой, котораяпредполагать не смеет, какие огненные чувства, какие термоядерные взрывыстрасти, глубоко сокрытые в ней, созрели?

Когда началось со мной это потрясающее переворачивающее всеестество безумие, я вспомнила и передала Егору рассказ старого французскогописателя о том, как два яростных любовника оставляли после встречи на спинкедеревянной кровати памятные зарубки в счет своей радости. Я посмеялась над темипылкими французскими аристократами, которые за медовый месяц нацарапали всегото ли двадцать, то ли тридцать пометок. Наш медовый месяц шел совсем в другомритме! Егор снял скромный двухместный номер в отеле «Репино», чтобы отключитьменя от всех забот (я утверждала, что это безумие — тратить такие бешеныеденьги в наше трудное время, но он твердо пресек спор: дескать, хватит, я оченьхорошо знаю, для чего это делаю!). В ответ на мое повествование о французскомобычае Егор ухмыльнулся и назавтра я увидала на прикроватной тумбочке старуюполированную досточку, которую он раздобыл невесть на какой местной свалке, иамериканский штык-нож, привезенный им из Вьетнама. Что я могу сказать?.. За тедвадцать два дня, что мы на доске отмечали французским способом, мы вырезали наней сорок шесть глубоких борозд: сколько раз встретились, и до тысячи штрихов:сколько раз я самозабвенно заканчивала свой акт, совершенно не помня себя. Былв том числе и такой незабываемый день, после которого мы нарезали на доскечетыре резкие общие борозды и до сотни — суммарно — моих ризочек!..

Это было не похоже ни на что, это было упоительно, хотя,конечно, были и помехи, скажем, технического характера. Так, например, мырасшатали и развалили поочередно обе деревянные кровати, и за это пришлосьплатить втайне от администрации — ухмыляющемуся столяру. Так, например,случалось слышать раздраженный стук в стенку — в самый разгар восхитительнойвстречи, когда я кричала в страсти, не помня, где я, не зная, кто я, а кроватьсочувственно и согласно визжала и трещала. Именно с той поры у нас появиласьприсказка, которая знаменовала крайнюю степень любовного азарта: «А Дудашкин (этобыла фамилия нервного соседа) пускай завидует!». Но, разумеется, на людях мытакую формулу никогда не произносили, а памятную доску, которую увезли из отеляс собой, никому и никогда не показывали, только вырезали на ней тем же ножомдату памятного месяца и спрятали в большое отделение платяного шкафа —поглубже, чтобы дети до нее не добрались…

Почему случился такой переворот, такая коренная метаморфозав моей жизни? Я считаю, по двум причинам. Во-первых, Егор поразил меня преждевсего как мужчина. Не как человек мужского рода, передвигающийся в брюках(брюки мы у них тоже наряду со многим другим отвоевали), но именно как знающий,чего он хочет по самой своей мужской природе, самостоятельный лидер. Впрочем,об этом я скажу потом, особо. Во-вторых же, он овладел такой неведомой мнераньше техникой ласки и практикой длительной эрекции, что это в корне измениловсе мои знания и представления об интимных сношениях мужчины и женщины. Моипрежние мужья и мои случайные любовники все были моложе него — чуть ли не надва десятка лет. Встречались среди них и мощные, как бы это сказать, бугаи снеукротимой энергией и немалой величины половыми членами. Каждый из этихдеятелей, отодрав, грубо говоря, меня и удовлетворив себя, отваливался набок,полагая, что и я, стало быть, довольна. Какое же это было «удовольствие» —нечто вроде сухой палки, трение которой с большим или меньшим механическимощущением воспринимала я у себя внутри. И только начинало подчас что-точуть-чуть разогреваться у меня в недрах, как эта сухая палка превращалась вускользающую наружу мягкую макаронину. Вот и все радости!