Дело всей жизни. Книга вторая - Ульяна Громова Страница 7

Человек — такая скотина, к хорошему враз привыкает.

Россия, Москва

Когда летишь с моста вниз головой, раз и навсегда понимаешь, что всё в жизни, решаемо, кроме одного — ты уже летишь с моста.

А я улетел. Для Несси — умер. Умер для самого себя.

Мне самое место на кладбище человеческих отбросов, но пока я собирался на то, где похоронили мою бабушку.

Большая кружка антидепрессо — кофе с горстью пилюль — не изменила ничего ни внутри — я всё так же был болезненно пуст, ни снаружи — Москва моросила незаметным, как грусть, дождём.

Вёл пошло-красный «Мерседес» по Живописному мосту, три часа прокатавшись по улицам, и после двадцати лет жизни в Соединённых Штатах и путешествий по многим странам смотрел на Москву другими глазами.

Она разрослась, но её негласное деление на пять условных зон никуда не делось: центр — для чиновников, запад — для олигархов, юг — прислуга, север — середнячки, а всё, что восточнее центра — рабсила и полный отстой. Практически карта самой России, наглядное пособие отношений власти страны и простых людей. И новостройки ничего не изменили: всё архитектурно-красивое, неповторимое и элитное стремилось на запад, восток же всё больше походил на гетто с хостел-районами, похожими на выгребные ямы. В масштабах России выгребали всё: от детей для зарубежных семей до недр.

Мне хватило пролистать московские каналы, чтобы понять, что зомби-апокалипсис уже случился. Здесь, на моей родине. В России. Но разве зомби объяснишь, что он зомби? Для него всё нормально, привычно, по кругу, стабильно: работа — за еду, другие вот вообще без работы сидят, а тут хоть какая-то копейка; предел мечтаний — Крым, лет за пять на три дня отдыха точно накопить можно, а ещё доехать по дешёвке с BlaBlaCar; необходимость — пальто, авто, стиральная машина, собрать детей в школу и вылечить зубы — в кредит; и вишенкой — дети по стопам родителей. Полный комплект апокалипсиса. Политические телешоу и дебаты — чтобы зомби выпустили пар и не догадались, что безработица и дефицит продуктов создаются искусственно, что засилье тупой литературы и кино — звоночек о повальной запланированной реформами образования умственной отсталости: люди то, что они едят, и это не о котлетах и фуа гра, это о пище для мозга. Мне ли этого не знать? Впрочем, что взять с зомби? Их всё глубже загоняют в урбанистские ущелья с патриотичными названиями «ЖК Сергей Есенин», «ЖК Соловьиная роща», «ЖК Мичуринский»… Но всё элитное тяготеет к «ЖК Манхеттен», «Английский квартал», «Ривьера», «Барселона», «Французский дворик» и многочисленные паласы, плазы, хаузы…

Барвиха, где моя семья купила особняк, когда бизнес неожиданно и очень круто пошёл в гору, когда мне было лет шесть, тоже делится на районы — Территории: Кантри-Про, Барвиха-Хиллс, Барвиха-Виладж, Сады Майендорф… С советских времён вожди строили здесь свои резиденции, а в постсоветские времена на Рублёво-Успенском шоссе случился бум строительства элитных коттеджей.

Наш особняк был далеко не бумовским, а самым что ни на есть генсековским. Построенный полу-амфитеатром, с чёрными мраморными лестницами, ведущими к круглой чаше фонтана из того же камня, в центре которого скульптура чёрного ягуара, лежащего над водой на толстой ветке.

Но туда я сегодня не собирался. Свернул с МКАДа на Рублёвское кладбище.

Могилку под старой липой на перекрёстке центральной и второй налево аллей нашёл сразу: невысокий цоколь из серого гранита, из него же полированная плита, чёрный кованый ажур и двойной памятник — супруга бабушки я помнил плохо, он был хирургом в Центре сердечно-сосудистой хирургии, но за собственным сердцем не следил, и умер однажды прямо во время многочасовой операции.