Возвращение к мечте - Юлия Флёри Страница 59

— Она встречалась с Кариной. Карина ей понравилась. И ещё… кулон, который та подарила Алисе, она отказалась снимать.

— Кулон?

— Да.

— И поэтому Оксана уехала одна?

— Да я не знаю! Я не знаю, что твориться в её голове, о чём она думает. Мама говорила, что её вырвало. Меня там не было, я не знаю.

— А что ты вообще знаешь? Как знакомить своих шлюх с семьёй? – Вызверился он.

— Это случайно вышло.

Чёрт! Да я оправдываюсь! Перед кем? Перед Дементьевым?! Зачем… зачем я вообще пошёл к нему, что хотел услышать? Пока только обвинения, хотя… Нет! Всё верно, он и только он может повлиять на Оксану. Может, я уверен, просто не хочет.

— А у тебя всё случайно. Не удивлюсь, если и женился ты так же случайно.

— Я люблю её.

— И я.

— Она моя жена.

— Вопрос времени. – Парировал мгновенно.

— Да что, чёрт возьми, ты несёшь?! – Подскочил я с места и тут же из темноты служебного коридора показались двое мужчин. Ухмыльнулся, сел на место, они отошли, а вот Данила и глазом не моргнул.

— Думаешь, это не в моих силах? – Слова как вызов, как красная тряпка для быка, вот только я не имею права на них реагировать, не эту роль он отвёл мне, не эту.

— А ты думаешь в твоих?

Дементьев криво усмехнулся.

— Оксана уже со мной, а ты, сучёныш, как бельмо на глазу. Спрашивал, зачем я тебе помогаю? Да не помогаю я вовсе. Кроме Оксаны меня ничего не интересует, никто не нужен и я тебе это уже говорил. И она мне доверяет, она помнит, что такое быть моей женщиной, можешь не сомневаться. Нас связывает намного больше, чем она могла тебе рассказать. И я знаю, на какие точки давить, и за какие ниточки дёрнуть, чтобы добиться желаемого. – Говорил он тихо, угрожающе, губы кривились в дьявольской ухмылке, глаза потемнели и налились кровью. – И она мне поверит, только мне, потому что я всегда был с ней честен. Я могу увезти её в любую точку мира, через неделю, завтра, а может уже сегодня, после этого разговора с тобой. Сказать, что так будет лучше, что так нужно и она забудет тебя. Скоро родиться ребёнок, малыш, у Оксаны не будет времени вспоминать о тебе, а когда это время появиться, вспомнить будет больше нечего. И дочь я у тебя могу забрать в любую минуту, и вскоре не тебя, а меня она будет называть папой, потому что это ребёнок. Ты вспомни, как быстро она забыла Виктора, вспомни. – Продолжал он свою атаку, а я сидел и хлопах ушами, да потому что каждое его слово – правда. Стоит только захотеть. – И Оксана будет счастлива, она будет любима и ты никогда нас не найдёшь, а если найдёшь, то поймёшь, что лишний, потому что всё забывается. Всё и все. Вот только меня она не забыла. И я могу сделать это и, поверь, сделаю, если не будет другого выхода. Останавливает меня сейчас только она. Потому что по-прежнему любит тебя, а я не хочу её ломать. Могу, но не хочу, потому что она единственная, которую я берегу, потому что ломать больно. И больно будет не только мне, но и ей, а она больше боли не заслужила. А теперь сиди и думай, как найти выход из этой твоей «ситуации», пока я не нашёл свой. Думай и знай, что любой день может стать последним для твоей семьи.

После этого он встал, бросил напоследок равнодушный взгляд и пошёл в сторону выхода. От его слов, чувствую себя ещё большим ничтожеством, чем до этого, замер, когда моего плеча коснулась грубая ладонь. Дементьев вернулся. Смотрел на меня с тяжестью во взгляде, и, казалось, наступил себе на горло, прежде чем сказать:

— У тебя будет сын, Колесников. Наверно тебе нужно это знать.

И теперь я смотрел ему вслед. На мягкую, неуверенную походку, на напряжённые кулаки, на поднятую вверх голову и его голос, он пробирал насквозь. Даже представить не могу, чего ему стоило сказать мне о сыне. Знаю только одно: Оксану теперь нужно не просто вернуть, за неё нужно бороться, теперь уже не только с ней самой, но и с её бывшим мужем.

Морозная новогодняя погода шептала о радости и счастье, за окнами проносились люди, кто с ёлкой, кто с подарками, кто с телефоном в руках, а я сидела и наблюдала за всей предпраздничной суетой. Для меня это всегда был грустный праздник, не получалось радоваться как все, а сегодня настроение особенно удачно сочетается с привычкой грустить в новогоднюю ночь. Ещё пара дней и будет новый год, новая жизнь, новая история.

— Слезь с окна, не могу на это смотреть. – Буркнул Данила, который как всегда неожиданно появился на пороге комнаты.

— Я ждала тебя, ты сегодня поздно.

Улыбнулась я, неловко спускаясь на пол, старчески покряхтела, распрямила привыкшую к одному положению спину, и шагнула в его сторону. Соскучилась.

— Дела были. – Устало пробормотал он и прислонился спиной к косяку.

— Ты выпил?

— Так заметно?

— Для меня да.

Я подошла ближе, обхватила его лицо ладонями, заставляя смотреть мне в глаза, а там темно и пусто. Давно уже пусто, но сегодня как-то особенно.

— Наверно лучше лечь. – Прошептала я, как зачарованная глядя на его приближающиеся губы.

— А если я не хочу?

— Нужно отдохнуть.

Шепчу ещё тише, но не могу сама отстраниться, словно под гипнозом смотрю в его глаза, как они наполняются смыслом и непонятно откуда взявшиеся слёзы подступают к глазам.

— Я хочу к тебе. – Трётся он носом о мои волосы, о мою кожу, задерживает дыхание и шумно сглатывает, боясь пошевелиться.

— Но я больше не твоя. – Шепчу, потому что голос пропал.

— Почему так вышло? – Шепчет он на мой манер, прислонившись лбом ко лбу. Нет больше его взгляда, есть его родное тепло, его дыхание, его запах.

— Ты развёлся со мной.

— Я не хотел, так было нужно. – А в каждом слове боль, в каждом вздохе обречённость.

— Сейчас уже поздно что-то менять.

Горьковатый привкус табака и коллекционного виски на губах, прохладный зык, который первыми пробными движениями ласкает мои губы, тёплые широкие ладони, которые с тяжестью опускаются на спину, подталкивая вперёд.

— Я не могу, Дань, я больше не твоя жена.

— Это ничего не меняет. Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, но я не могу.

— Не прогоняй меня. – Шепчет он, касаясь губами моих губ, трёт своим носом о мой, заставляя сердце сжиматься и замирать. – Ты нужна мне.

— Я не могу.

В который раз повторяю одно и то же, но не замечаю этого, не замечаю и того, как сама вцепилась пальцами в его рубашку, как царапаю кожу под ней, как вжимаюсь в его тело своим, не оставляя между нами и миллиметра. И Данила замирает, выдыхает настолько сильно, что, казалось, ничего себе не оставил. Взял в руки моё лицо, прикоснулся губами ко лбу и тут же прижал к своему плечу.