Вопреки - Валентина Кострова Страница 57

— Герман, - в вестибюле бизнес-центра мне на встречу идет мужчина средних лет.

Я замедляю шаг, смотрю по сторонам. Среди обычных посетителей центра легко угадывается свита Виктора Николаевича Соколова. Серьезный бизнесмен, хитрый стратег, подпольный авторитет. С такими людьми, конечно, лучше держать хорошее знакомство, если нет дружбы, но не в коем случае не враждовать. Соколов и его ровесники живут по правилам прошлых лет, по более строгому кодексу чести. Если я еще могу прикрыть глаза на одну ошибку человека из своего окружения, то Виктор Николаевич и его друзья сразу же наказывали. Жестоко и поучительно для остальных. Интересно, он пришел по мою душу?

— Здравствуйте, Виктор Николаевич, - непроизвольно распрямляю плечи, приподнимаю подбородок, устремляя на мужчину прямой взгляд.

— Без лишней суеты, - движением руки приказывает мне следовать за ним. Приходится подчиниться. Мы садимся в черный седан, припаркованный прямо возле входа. Мы никуда не едем, в машине находимся вдвоем. Я жду начала разговора.

— Я в курсе, что произошло. Скажу сразу, что мне поведение Рената и Полкана в корне не нравится. И не только мне. Эти двое явно решили объединиться и провозгласить себя новыми лидерами путем показательного убийства.

Во рту пересыхает, сжимаю руку в кулак, лежащую на колене. Внимательно рассматриваю подголовник переднего сиденья. Это можно было предвидеть, но все равно новость явилась полной неожиданностью. С Ренатом у нас никогда не было «теплых» отношений. Только конкуренция, только подпольная вражда, когда пакости делались из-под полы, украдкой. Один заденет, другой сразу же ответит. И так без конца. О нашей нелюбви друг к другу не слышал, наверное, только глухой.

— Я так же знаю, что ты сегодня дал показания в ФСБ.

— Я...

— Знаю.

По идеи мне должно быть стыдно, но ни черта. Встречаюсь с глазами Соколова, он не улыбается, но вижу, что и не осуждает меня за сделанное.

— У них моя жена и дочь.

— Не знал, что ты женат и уже отец.

Молчу, не вдаваться же в подробности, почему так вообще случилось в моей жизни. Я сам не знал о существовании дочери. И если бы не Ренат, наверное, никогда бы и не узнал. И Марьяна вышла бы замуж за того ковбоя, как-нибудь спасла ранчо своего покойного мужа. Все были бы счастливы.

— Мои люди уже на складе. У меня к тебе предложение.

Прикусываю изнутри щеку, на секундочку пытаюсь сообразить, что от меня нужно Соколову. Вернуться в криминал? Представлять и защищать его интересы? Служить верой и правдой? Быть преданным, не предателем? Если он сейчас скажет, что поможет Марьяне с Кэти в данную минуту, каким-то образом докажет, что сдержал свое слово – я буду ему преданной собакой, облизывающей носки его ботинок.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Сашка в свое время был мне лучшем другом. Я бы сказал, он был для меня как младший брат, - Виктор Николаевич задумывается. Не сразу понимаю, что он говорит сейчас о моем отце. Я даже в эту минуту пытаюсь вспомнить его лицо, но не получается. Размытое пятно. Впрочем, мать я тоже плохо помню.

— Мы с ним оба из детдома. Я его часто защищал от своих сверстников, прятал ворованные конфеты, чтобы накормить потом тайком, - в голосе Соколова звучит столько неприкрытой теплоты, что я не произвольно думаю о том, что мужчина в молодости испытывал особый интерес к мальчику Саше.

— Он до самого выпуска из детдома питал иллюзии на счет жизни. Он думал, что выйдя за железные ворота, его надежды и планы сразу же исполняется и реализуются. Наивный маленький соболенок. Мы его так и называли Соболенок. Естественно, никакой обещанной квартиры для сирот от государства он не получил, в университет его не взяли. Каждое разочарование его озлобляло, делало агрессивным, розовые очки теряли свое волшебное свойство. Я уже к тому времени имел свои связи, мнение, влияние. Я взял его к себе под крыло, как и прежде защищал его по максимум. Первый срок он получил по глупости. Меня не было в городе. Мелкая шпана решила ночью пошалить. Всех участников задержали, так как всем было давно восемнадцать, влепили срок. Я подключил все свои связи, его выпустили досрочно, но это уже был не мой Соболенок. Это уже был Соболь.

В салоне машины вновь возникает пауза, я еще сильнее начинаю убеждаться в том, что Виктор Николаевич питал к моему отцу совсем нетрадиционный интерес. Судя по тому, что я существую, мой отец либо был не в курсе о чувствах своего защитника и покровителя, либо был нормальным мужиком, зная всю правду по отношению к себе Соколова. Во всяком случае выслушивать сейчас воспоминания этого мужчины мне не очень хочется. Время поджимает, мои девочки, наверное, от страха уже совсем не дышат. Но и перебивать я не имею права.

— Он был лучше меня, он вызывал во мне восхищение и необычайный трепет. Когда улыбался, на щеках у него появлялись ямочки, - мой рассказчик сам улыбается и у него тоже ямочка на щеке. Я лично не помню отца с улыбкой. Какие-то обрывки были с ним, но он всегда выглядел хмурым и вечно поджимал губы.

— Все было хорошо, пока ему на пути не встретилась она, - тон сразу же становится досадливым. Я с интересом смотрю на Виктора Николаевича. То есть он восхищался отцом и не подкатывал к нему? Наверное, любил. По-своему. И появление матери Соколова явно не устраивало.

— Он влюбился. Привел знакомиться. Влюбился и я. Впервые, по-настоящему. В Катюшу невозможно было не влюбиться. Она была подобно ангелу в нашей темноте. Я сходил с ума от ревности. Я любил их двоих, я не знал, как мне жить, - Соколов прикрывает глаза, часто дышит.

Я с опаской кошусь в окно, где неподалеку маячится охрана. Если старик сейчас откинет копыта, обвинят меня. Мне уже осточертело слушать воспоминания. Время идет. Марьяна и Кэтрин все еще в руках Рената и Полкана. Одному Богу известно, о чем они сейчас думают, что переживают. И я, черт побрал, сейчас выполняю навязанную роль психотерапевта.

— Виктор Николаевич, я, конечно, рад послушать ваши истории о прошлом, но сейчас каждая секунда на счету, - хватаюсь за дверную ручку. Надеюсь моя выходка не будет мне стоит жизни.

— Стой! – звучит стальной голос. – Ты меня дослушаешь, а потом я тебе сообщу, куда ехать за женой и дочерью.

В груди все сжимается, я перестаю дышать. Как так? То есть Марьяна и Кэти в безопасности? Что, блять, происходит? Почему я вдруг чувствую себя марионеткой в руках кукловода? Старик уже смотрит жестко и неумолимо. От милого старичка, который минуту назад рассказывал мне о сокровенном, не осталось и следа. Более того, я чувствую, как у меня мурашки вдоль позвоночника бегут от его холодного взгляда.