Любовница своего бывшего мужа - Ашира Хаан Страница 5

Я даже минут десять колебалась, не достать ли из чемодана заныканную туда в аэропорту Ларнаки зимнюю куртку. Но на улице оказалось намного теплее, чем в номере. Бледное зимнее солнце грело сильнее, чем в Москве весной, разноцветные кипрские кошки лениво валялись на крышах машин — по кошке на машину, и прямо под ногами путались бесхозные ярко-оранжевые апельсины.

У меня даже руки чесались достать камеру и устроить фотосессию каждой облезлой рыжей, трехцветной, черной с одним ухом и полосатой кошке, что встречались мне по пути и настойчивыми мявами выпрашивали пожрать. Пронзительно-синее небо проглядывало сквозь пальмовые листья, бледно-пятнистые стволы эвкалиптов выглядели так, будто выгорели на солнце и даже сейчас, в середине зимы что-то где-то цвело, отрицая холод и смерть.

Люди на улицах ходили в зимних куртках, но в сандалиях, в коротких футболках, но в уггах, в спортивных костюмах, в длинных платьях, в шарфах и перчатках. Каждый, в общем, одевался в меру своего страха перед ужасными холодами в шестнадцать градусов Цельсия.

В это момент я и приняла решение остаться минимум до весны.

Правда, чуть было не передумала, когда два раза подряд вздрогнула, краем глаза заметив на дороге алую машину. Но это были не «Порше», а мои расшатанные нервы. Как там Егор говорил — в Никосии жилье дешевле? Там и поселюсь, вдали от офиса, где теперь обитает мой бывший.

От моей гостиницы до отеля, где сегодня была съемка, Гугл-карты показывали полчаса пешком, и я решила прогуляться. На улицах и правда попадались одни соотечественники: дети носились друг за другом с воплями «Я Халк! Я Шрэк! У меня есть дубина!», матери выгуливали маленьких принцесс в красивых платьях и строго предупреждали не лезть в грязь, прохожие делились впечатлениями о каком-то концерте — все на чистом русском. Еще больше захотелось в Никосию, а то как и не уезжала из Москвы.

Я свернула за угол на улицу, судя по карте, ведущую к Лимассольскому замку, и ощутила острое чувство дежа вю. Огляделась по сторонам — нет, не помню я это место. Но почему у меня ощущение, что я…

…в пыльных витринах, за которыми были виднелись плетеные столы и стулья, отразилось мое потрясенное лицо.

Я открыла на телефоне карту и ткнула пальцем в тот дом, рядом с которым стояла.

Да, это был он.

Наш любимый ресторан.

Фотографии заставили сердце биться чаще: полосатые скатерти, тонкие пластинки твердого сыра на россыпи листов салата, кофе в толстостенной чашке.

Конечно, я забыла это место — с нашего медового месяца на Кипре прошло одиннадцать лет.

На карте Гугла ресторан помечен красным: «Закрыто навсегда».

Я знаю, что навсегда, я знаю.

С каждым годом от нас остается все меньше. Даже тот дом, где мы жили вместе, снесли этой осенью. Я ходила посмотреть на развалины: рассыпающийся бетон, выцветшие обои, горькая пыль в воздухе.

Я стала другим человеком — и от той меня, что была с ним, осталась только эта огненная заноза в душе. Не больше. Наверняка, и он изменился. И в нем не осталось ничего из того, что было нами. Мы оба стали другими людьми. Почему же именно сейчас все это прошлое сыплется на меня, словно ворох хлама с антресолей?

Говорят, человек полностью обновляется каждые семь лет.

Мне оставалось совсем немного до момента, когда от наивной дурочки, верившей, что можно любить одного человека всю жизнь, не осталось бы ничего, кроме блеклых воспоминаний.

Что же пошло не так?

Если пойти дальше по этой дороге, я пройду мимо отеля, где мы жили.

Я сверилась с картой и поняла, что мне даже не придется отклоняться от маршрута. И времени тоже достаточно. О чем я не подумала — это о своем эмоциональном состоянии. Прийти к трехлеткам на фотосессию в слезах и соплях о своем неудавшемся браке — просто гениальная идея.

Давай сделаем это!

Медовый месяц нам подарили наши дедушки с бабушками, познакомившись как-то втайне и от нас, и от наших родителей. И это был, наверное, лучший из всех свадебных подарков. Отель тоже поучаствовал, повысив нам категорию номера до люкса с огромной террасой и устроив праздничный ужин, на который я надела свое свадебное платье во второй раз.

Был, кстати, и третий.

Но это слишком грустно.

Мне больше нравится вспоминать, как мы примчались в тот вечер в номер шальные и веселые, с бутылкой шампанского, подаренной владельцем ресторана, выскочили на террасу, чтобы полюбоваться на знаменитые южные звезды, и Антон загадочно прошептал мне на ухо:

— Обопрись на перила.

Я запрокинула голову, глядя на черное небо, сияющее тысячами далеких солнц, а он забрался под мою невероятно пышную юбку на кольцах, из-за которой мы даже танцевали на вытянутых руках, и там, под ней…

Пока он стаскивал с меня белые кружевные трусы зубами, я еще хихикала, а вот потом, когда он встал там, под юбкой, на колени, и его пальцы легли мне между ног, разводя мгновенно увлажнившиеся складочки, а язык самым кончиком дотронулся до узелка клитора, я могла уже только тяжело дышать и может иногда стонать, едва стоя на ногах.

Но и это было ненадолго — Антон закинул мои ноги себе на плечи, придерживая меня прижатой к тем перилам, и пока он вылизывал и посасывал, скользил сверху вниз и проникал внутрь, пока его пальцы трогали, терли, раздвигали, надавливали, вонзались, я судорожно сжимала перила ограждения онемевшими руками, и моей выдержки хватало только на то, чтобы не орать на всю улицу от счастья и наслаждения.

А потом на соседний балкон вышла пара англичан лет пятидесяти.

Откуда я узнала, что они англичане?

Во-первых, по акценту.

Во-вторых, по тому, что они моментально завели легкую беседу, начав ее с замечания о погоде, а потом вежливо поздравили меня со свадьбой.

А в-третьих, по тому, что выражение теплой вежливости на их лицах ни на каплю не изменилось, когда после слов «И мужу вашему тоже передайте, что мы за вас рады», мой муж вынырнул из-под вороха юбок с блестящими от моей смазки губами и вежливо поблагодарил.

Я поднялась на цыпочки, обвила его шею руками и слизала свой вкус с его губ. И так увлеклась — да и он тоже, — что не заметила, как наши собеседники ретировались.

Зато в этот вечер они больше не выходили на свой балкон и мы барахтались там на креслах и кушетках до самого невыносимо-розового рассвета, так и заснув под утро в ворохе белоснежных кружев, переплетясь всеми конечностями, как потом засыпали все годы нашего брака. До самого конца.

Я шмыгнула носом и опустила взгляд.

И тут же увидела Антона, который не замечал меня, хотя стоял всего в нескольких шагах. Он, как и я чуть раньше, смотрел на верхние этажи отеля, и на лице у него была написана такая мука, будто ему распиливали зуб мудрости прямо в десне.