Его невольница - Ульяна Громова Страница 49

— Обоих? — повернулась я к нему, остановившись.

— Да. Пойдём, вижу свободный столик, — увлёк меня за собой мой бог, не вдаваясь в подробности…

* * *

Удивительно, но в этот день я чувствовала себя счастливой. Будто и не было неволи, будто еще недавно я не ненавидела этого божественно красивого мужчину, будто я приехала сюда отдыхать и делала это всей душой.

А тело предавало на каждом шагу. Каждое, даже мимолётное прикосновение Энвера, хотелось запомнить, и я запоминала, отпечатывала на сердце и в душе всем ворохом чувств, что они вызывали. Понимала, что нам не быть вместе, и верила, что больше ничего плохого со мной не случится, пока рядом он — любимый мерзавец. Простила ему всё, в чём считала виноватым передо мной, хотя никогда ничего не забуду.

Это день стал особенным для нас обоих. Впервые мне не хотелось цеплять Энвера, я нежилась в его нежности и внимании. Я чувствовала, что он любит меня. Видела другого Энвера — настоящего. Ему очень шло быть весёлым и ироничным, шутить и смеяться, подхватывать меня на руки и целовать, хотя это не принято в Турции. Но он ловил подходящие моменты и не упустил ни одного, чтобы не окатить лаской. Я купалась в его любви, она прокатывалась по телу томительными будоражившими волнами и согревала теплом. Это просто невероятное ощущение, которое ни с чем не спутаешь.

— Люблю тебя… — повторял он в такси, когда мы возвращались уже затемно в мою гостиницу. — Люблю… — шептал и прижимал к себе, пока его вписывали в список посетителей на ресепшне и совал деньги, чтобы его не выгоняли до утра. — Не знаю, как буду жить без тебя… — признавался с болью в голосе, когда целовал в лифте и нёс по коридору в номер. — Моя любимая… — не переставал говорить, когда раздевал, сгорая от нетерпения.

А я молчала, таяла в его руках, закрыв глаза и отдаваясь ему, подчиняясь его воле. Хотелось плакать от счастья и того щемящего чувства в груди и животе, которые никогда ни с кем больше не повторятся — я была в этом уверена. И уже понимала, что жениха и не любила по-настоящему, и выйти замуж за Павла было бы самой большой ошибкой в моей жизни.

— Люблю тебя… — шептал Энвер на ухо, прижимаясь животом к моему, кожа к коже.

Ничто так не покоряет женщину, как мягко насаждаемая твердая мужская воля.

Он проявлял её весь день, а всю ночь укреплял, оплетая моё тело поцелуями, обвивая объятиями и согревая дыханием самые сокровенные места. Только с ним секс приносил мне неземное наслаждение, только с ним единение было настолько гармоничным, что каждое прикосновение и движение дарили одновременно и жажду, и насыщение. Я балансировала на стыке эти ощущений, отдаваясь ему всем предательским телом, всей душой, тянувшейся за своим сосудом, всем трепетавшим сердцем — неугасаемым очагом возгорания любви к этому мужчине.

Тонкие стены номеров в гостинице не были помехой — мы не срывались в неконтролируемый страстный шторм, мы качались на волнах неги и невысказанного блаженства. Твёрдая воля Энвера вторгалась глубоко и настойчиво, устраивая шёлковую революцию в моём отношении к нему. Власть его диктатуры окончательно окрепла к утру, когда я стонала в его руках, сгорая дотла от беспощадной любви, почти плакала от затопивших меня эмоций. Зарываясь в его волосы пальцами, прижимала к груди его голову и подавалась навстречу ритмичным ударным движениям. Он мягко, но настойчиво таранил всё плохое, что между нами было, смывал тёмные пятна нашей истории оргазмами и неустанно повторял и закреплял достигнутый результат, приучая меня к себе такому — любящему, сопереживающему, искреннему и любимому.

Слова любви рвались наружу, но я молчала, заменяя их откровенными стонами и улыбками в ответ на его бесконечные признания. Уже ранним утром, когда он устал опутывать меня паутиной нежности и ласки, я взяла верх над ним и сказала всё губами, ласкавшими напряжённый очаг нашего наслаждения, дыханием, скользившим по его коже в компании крупной дрожи и мурашек предвкушения… Я вернула ему всё, что он дарил мне всю ночь, а он принимал так жадно и отзывчиво, что хотелось повторять, упиваясь властью над моим господином.

— Ты невероятная, Валя… — шептал он мне благодарно, опустошённый до слабых коленей и дрожащих рук. — Моя любимая…

