Незнакомец - Евгения Стасина Страница 49

Застываю, пряча руки в карманы джинсов, и, приветливо кивнув барменше, вновь медленно обвожу взглядом помещение. Волков здесь третий день, а изменений не наблюдается…Видать, они коснулись лишь кухни, из которой прямо сейчас доносится визгливый женский голосок. А следом за ним странный грохот, от звука которого брови сами собой ползут вверх. Что здесь творится, чёрт возьми?

– Алёнка наша буянит, – заметив моё смятение, поясняет миловидная брюнетка, взгромоздившаяся на барный стул, и, вновь уткнувшись носом в глянцевый модный журнал, без всякого интереса резюмирует:

– Сорвалась, похоже, вот и верещит. Характер у неё не сахар, но вы не переживайте! Она безобидная, не опаснее хомяка.

 Судя по крикам, эта дамочка скорее разъярённая львица, но топтаться здесь дальше, смысла нет – грудь сдавило от необходимости вдоволь надышаться одним с Сашей воздухом, а телом уже завладело любопытство. Несколькими размашистыми шагами преодолеваю крохотное помещение, лишь чудом не задев прижавшиеся к столам стулья, и, решительно толкнув дверь, в кухню заглядываю. Проходить не спешу, пусть и хочется нестерпимо, ведь взгляд мгновенно цепляется за хрупкую сутулую спину хозяйки, но полюбоваться себе ей позволяю: волосы сегодня скрутила в тугой жгут, вместо привычной бордовой рабочей жилетки накинула тёплый джемпер, который, похоже, совсем не спасает её от холода. Ведь руками себя обняла и яростно растирает плечи…

– Чего молчишь? Почему я, вообще, должна терпеть такое отношение? – или не от холода, ведь на кухне тепло: плиты даже не включали, похоже, с самого утра погрязнув в уборке, но воздух душный, нагретый. При всём желании не замёрзнешь, а если и леденеть, то от ярости замершей перед ней работницы, что прямо сейчас зло дёргает пуговицы на своём кителе, и даже глазом не ведёт, когда они, падая на пол, разбегаются кто куда: под холодильник, сегодня отмытый, кристально-белый; под стол для раздачи, такой же блестящий, как в кои-то веки отчищенная вытяжка; к Сашиным балеткам… Ударяются о носки миниатюрной обувки и, с секунду покрутившись на месте, заваливаются на плоское брюшко. Девушка вздрагивает, а разбушевавшаяся Алёна лишь сильнее заводится:

– Начальница, твою мать! Меня тут в грязь втаптывают, а она кивает! Словно это мы виноваты, что ты дела вести не умеешь! Открылась у чёрта на куличках, а теперь удивляется, почему мы в заднице! Всё, Александра Анатольевна, в гробу я видала такую работу! Скоро и впрямь готовить разучусь…

– Что вряд ли, ведь для этого нужно сначала готовить научиться, – вступает Артур, всё это время со скучающим видом разглядывающий свои коротко остриженные ногти, и, поднявшись с хлипкой табуретки, жизнерадостно в ладоши бьёт. – Но ваше право, Алёна Владимировна! Не смеем задерживать.

– Козёл, – женщина стягивает с себя униформу, мнёт местами заляпанную ткань кителя и, больше не сдерживаемая условиями трудового договора, швыряет его прямо в Волкова. Напрасно, его этим вряд ли заденешь, иначе не продержался бы так долго на месте шефа. А вот Саша ошарашена её наглостью – прячет вскрик удивления за вовремя поднесённой к губам ладошкой, и теперь глаз не сводит с посмеивающегося Артура, который начинает хохотать в голос.

– И где ты таких истеричек находишь? О, – меня замечает, и, зашвырнув в ведро чужую униформу, подходит ближе, довольно потирая всё такой же внушительный для его лет  живот. – Не выдержала естественного отбора. Стрессоустойчивость на нуле, а таким, сам знаешь, на кухне не место. Как добрался? И это, пальто-то сними. Кухня, конечно, не моя, но правила для всех едины…

И то верно. Улыбаюсь, словив потерянный взгляд хозяйки, сначала проводивший спину поварихи, а теперь приклеившийся к моему лицу, и, решая сначала разобраться с делами, на выход киваю:

– Поговорим на улице.

А то потом не смогу – ещё и словом с ней не обмолвился, а все проблемы тут же неважными стали. На фоне Сашиного отсутствия в моей жизни они такие нелепые… Разворачиваюсь на пятках, даже не пытаясь прислушаться к причитаниям спешно одевающейся в каморке Алёны, и, миновав пустой зал, глубоко вдыхаю холодный воздух. Помогает – я собран, мысли немного упорядочились. А стоит и другу выйти следом за мной, самая главная из них тут же слетает с губ:

– Я задам тебе вопрос, а ты ответь честно. Как давно мы с Мариной разбежались?

А мы разбежались… Уж не знаю, кто от кого убегал, но иначе моё безразличие не объяснишь. Как и её робость в моём присутствии – раньше казалось, что это вполне объяснимо, ведь по сути, к ней вернулся не муж, а чужак, забравшийся в его шкуру, но стоило оказаться в нашей квартире, её нерешительность обрела другой смысл. Жена не касается меня вовсе не потому, что я такой ледяной, а потому что давно потеряла право меня касаться…

– Сдурел? Что значит разбежались? – только почему Волков делает вид, что это бред? Хмурится натурально, так что не подкопаешься, а заметив пачку в моих руках, ещё и сигарету хватает. – Ты там совсем того?

Отлично, я зря ехал, верно? Надеялся, что уж он врать не станет, а теперь гляжу на школьного товарища, с которым взрослел вместе, и постарею наверняка рука об руку, и недовольно морщусь:

– Давай без этого спектакля? Я, может быть, многое забыл, но связно мыслить ещё способен: в нашей с Мариной квартире почти не осталось моих вещей, – нет, есть, конечно, с десяток футболок, свитеров, даже несколько костюмов затесалось, но все они… устарели, что ли? Из разряда тех, что и не наденешь уже, а выкинуть жалко. – Документов нет, а насколько я помню, ни в одном из моих ресторанов, кабинета для меня не предусмотрено. Так, где я тогда работал?

Знаю же, что мои полномочия не заканчивались лишь на раздаче указаний.

И опять же кольцо – поверить, что просто забыл его на полочке в ванной могу, а что след от него за вечер стирается, не поверю… Не заставите. Ни Марина, глубоко задетая моим недоверием и вчера демонстративно закрывшая спальню на замок, ни Волков, что растерянно почёсывает висок.

– Давай, Артур, помогай. Если кто и должен знать о моих проблемах в семье, так это.

Друг же, наверняка  с ним делился, а он смотрит так, словно дальше рукопожатий при встрече мы с ним не заходили:

– Да я чем угодно поклясться готов, что всё у вас было нормально! А если и возникали недопонимания, жаловаться ты не любил. Считал, не по-мужски это… Глеб, мне начинать за тебя волноваться? Выглядишь ты не очень.

Похоже, для переживаний самое время. Молча затягиваюсь никотиновыми смолами, и, глянув на прояснившееся небо, ленивую струйку дыма выпускаю:

– Ладно, а с бумагами что?

– Так у нас небольшой офис в центре снят. Там и бухгалтерия, и менеджер по работе с персоналом… Хотя, – друг и сам жадно вдыхает табачный дым, и, над чем-то поразмыслив, на землю сплёвывает, – хотя, бывал ты там крайне редко. Может, Маринка куда убрала? Бабы они ж такие, вечно всё по углам распихивают. А уж беременные тем более – сунула машинально, теперь вспомнить не может?

– Вряд ли.

Иначе, не молчала бы, когда я рыскал по шкафам. И не бледнела, прекрасно зная, что ничего я в них не найду…