Зелёный - цвет счастья - Адель Грейс Страница 47

Верчу в руках бархатную коробочку. Я так и не открыла её. Жду, когда Томас очнётся и сделает предложение, как надо. И я соглашусь, обязательно соглашусь.

Из реанимации начинают выходить врачи. Глазами ищу того, кто может мне хоть что-то рассказать. И вижу знакомое лицо. Я помню её. Это Стейси. Уилсон говорил, что она врач. Бегу к ней.

— Привет! — нервно здороваюсь я, — Не знаю, помнишь ты меня или нет, я Аманда Чейз. Мы как-то играли в пейнтбол с тобой, Диком и Томасом.

— Я помню тебя, Аманда, — проговаривает она, разглядывая меня.

— Хорошо, скажи, пожалуйста, как там Том? — я нервничаю. Потому что очень боюсь услышать, что его больше нет.

— Пойдём со мной, — и меня прошибает этот её взгляд. Он такой жалостливый, грустный.

— Он умер да? — сердце сжимается внутри грудной клетки, мне не хватает воздуха. Дышу носом, но получается рвано. Чёртовы слёзы снова текут по щекам.

— Эй, успокойся! — тормошит за плечо Стейси, — Он жив, просто его ввели в искусственную кому. Пойдём в кабинет. Тебе нужно промыть рану и льда приложить. Почему медсестра этого не сделала, чёрт их побрал! — ругается она, — Да и успокоительное тебе не помешает.

Всхлипывая, иду следом. Жив. Томас жив. «Конечно, жив, Аманда! Он же такой огромный, сильный и непробиваемый. Он обязательно выкарабкается. Ведь совсем скоро его будут называть папой.»- успокаиваю я себя, поглаживая живот. Самое главное, чтобы мама тоже всё это выдержала.

— Садись на кушетку, — говорит женщина, когда мы заходим в кабинет.

В помещении уютно. Светло-бежевые стены, а не былые, как в других медицинских учреждениях. Картины. Стол завален какими-то медицинскими картами, рентгенами. И на всём этом хаусе стоит пол-литровая кружка с недопитым и наверняка уже холодным кофе. Присаживаюсь на кушетку. Руки дрожат, да и внутри лёгкий мандраж.

— Итак, — подкатывается ко мне на стуле Стейси. Рядышком небольшая тележка с какими-то пузырьками, ваткой и шприцем, — Не хило тебе досталось, — промачивает ссадину на губе антисептиком. Морщусь, щиплет адски. Затем мажет мазью, чувствую холодок на губе и ощущение будто она немеет, — Это обезбол, — объясняет женщина, — Через пару дней губа будет как новая. А щеку придётся ещё несколько недель скрывать под тоналкой! Дам тебе средство, будешь мазать два раза в день. Утром и вечером. Поняла меня? — киваю. Она убирает использованную ватку, открывает скляночку и набирает в шприц раствор. Я дёргаюсь, — Тихо. Это всего лишь успокоительное.

— А его при беременности можно? — интересуюсь я.

— Оу… — удивлённо смотрит она на меня, однако шприц с раствором кладёт на столик, — Сколько недель?

— Четыре.

— Уилсон? — киваю, — Он знает?

— Нет, я сама только сегодня утром узнала. Не успела сказать.

— Тогда это будет отличная мотивация для него встать, — искренне улыбается она.

— А что с ним? Почему его ввели в кому?

Стейси тяжело вздыхает. Убирает столик. Снимает перчатки и идёт за ширму. Слышится, щелчок, а через некоторое время шум нагревающегося чайника.

— Всё не так радужно, Аманда. Так нужно было. Томас хоть и сильный мужик, но ту боль, которая у него сейчас, тяжело выдержать. Морально тоже, — женщина разливает по кружкам чай, — Пей, он с мятой. Для беременности и для нервов полезно, — протягивает мне одну. Принюхиваюсь и чувствую запах липы. Такой же, как и в том доме, где мы прятались с Уилсоном, — Так вот, пуля застряла в позвоночнике. А ещё у него сломано одно ребро. Его били, да? — сдерживая слёзы, киваю, — Вот поэтому его и ввели в кому. Даже если он сейчас очнётся, всё будет насмарку. Он неугомонный. Что смогли мы сделали, но у нас недостаточно высокие технологии. Возможно, Томас больше никогда не встанет на ноги, либо останется овощем.

— Боже мой!

— Подожди реветь. Есть небольшая вероятность на улучшения, но не здесь. Нужна будет долгая реабилитация. Но опять-таки. Стопроцентную гарантию никто не даст. Поэтому Аманда сейчас реши для себя: готова ли ты будешь жить всю жизнь с калекой? — серьёзно и даже как-то резковато спрашивает она.

— Почему ты это спрашиваешь?

— Потому что если нет, то тогда тебе нужно будет исчезнуть из его жизни и ни в коем случае не говорить про ребёнка. Он не потерпит жалости к себе. Одному ему проще будет принять это всё.

— Что ты несёшь? — подскакиваю я. Внутри всё полыхает от возмущения. Как она смеет говорить такое? — Мне всё равно, каким он будет. Я люблю его и буду рядом, даже если Томас сам этого не захочет, — разворачиваюсь и иду на выход.

К чёрту их всех. Том встанет на ноги, всем назло. И мы с малышом будем вместе с ним.

— Стой, истеричка! — смеётся Стейси. От такой неожиданной реакции я поворачиваюсь, — Пошли, проведу тебя в палату.

— Но… — не понимаю я, что это тогда сейчас было.

— Уилсон мой друг. Не могу же я его отдать неуверенной в себе женщине.

— Ты очень жестокая, — бурчу я. Ну и проверочки у неё.

Стейси лишь только ухмыляется, разводя руками. Что-то вроде: «ну вот такая я вот».

Мы выходим из кабинета, идём по узкому светлому коридору. Здесь не так много народу. Видимо, пациентов мало. Поэтому все сидят по своим кабинетам. Лишь изредка можно обнаружить, как какая-нибудь медсестра выходит из палаты, везя за собой тележку или капельницу.

Стейси поворачивает за угол и осмотревшись заходит в дверь, на которой написано «операционная». Попадаем мы в небольшой предбанник. Здесь находится маленькая раковина с антисептиком. Висят халаты. И ещё какие-то медицинские принадлежности.

— Так, вот здесь моешь руки. Дальше надеваешь халат, шапочку и бахилы. Это стерильная зона и здесь не должны быть посторонние. Сильно не распространяйся об этом. У тебя пять минут, — быстро говорит она и выходит за дверь.

Делаю всё, как сказала женщина. Но теряюсь, потому что не знаю, что делать дальше. Здесь две двери. В одну мы только что зашли. Значит, мне в другую. Открываю её. В нос ударяет запах хлорки и каких-то лекарств. Также доносится писк оборудования. Отвожу немного шторку и вижу на кровати Томаса. На руках и груди провода. Во рту трубка. Три монитора.

— Господи, Томас! — вытираю слёзы рукавом халата.

Слишком больно на него смотреть такого… Уязвимого сейчас. Он же любит всё контролировать. Беру я за руку. Она чуть тёплая. Живой.

— Том, — почему-то шепчу я, — Том, если ты меня слышишь, то знай. Я согласна. Согласна, чёрт возьми, стать твоей женой, но тебе нужно будет очнуться и повторить предложение ещё раз! Мы обязательно со всем справимся, слышишь? — грудную клетку сдавливает, мне хочется выть, как раненой волчице, однако я беру себя в руки. Это никак сейчас не поможет. Целую его массивные пальцы, как он когда-то мои, — Томас, ты должен встать! — шиплю я, — Иначе, кто будет учить нашего сына кататься на велосипеде, а? А кто ему будет рассказывать про то, как нужно завоёвывать сердца девушек? Ты же мастер в этом деле, — улыбаюсь сквозь слёзы.