Его невольница - Ульяна Громова Страница 45

…предсказуемая до оскомины…

* * *

Энвер вернулся, когда я уснула, подобрав ноги к груди под полу халата и скрыв лицо шалевым воротником. Я слышала, как он вошёл, щёлкнул замком и тут же притих, увидев меня на кровати. Я проснулась, но не ничем этого не выдала, потому что не знала, как теперь себя с ним вести. Глупо. По-детски. Но ничего не могла с собой поделать. Хотелось выпрямить ноги и потянуться всем телом, но терпела, собравшись в комок и ожидая, что будет делать Энвер.

Он прилёг рядом со мной, полминуты помолчал и сказал:

— Ты так громко храпела, когда я входил, а теперь лежишь тихо. Не спишь ведь…

В его голосе слышалась улыбка. И желание вскочить и возмутиться просто пружинило всем моим телом, но я мужественно сжималась, хотя почему-то разбирал смех. И не меня одну. Энвер рассмеялся и вдруг схватил меня, рывком уложив на себя.

Пришлось размотаться, и я сделала это с наслаждением — потянулась всем телом прямо на нём, упершись оголившейся грудью в его обнажённый торс — когда только успел раздеться до трусов? — и поелозила, тут же ощутив его напряжение между моих ног. Сглотнула, уже не соображая, что делать — так и торчать вытянутой в струнку и соприкасаясь лишь туловищем, но очень плотно, или всё же расслабиться…



Энвер решил задачку за меня — развернул на мне и развязал пояс, вытянул его и распахнул халат, стаскивая его с плеч и запелёнывая мои руки за спиной. Я испуганно дёрнулась, но больше от того, что память услужила снова — подсунула фантомную боль в запястья и плечи, запечатлённую, когда на выплеске адреналина я чуть не вывернула себе суставы. Но вряд ли Энвер об этом знал. А его тихий шёпот бархатом пробежался по коже мурашками:

— Тшш… я покажу тебе, что быть моей невольницей — очень приятно…

Он стянул с меня халат, и я перекатилась с него на постель, тут же оказавшись под его сильным телом. Энвер связал мне руки впереди — не туго, оставляя путь к спасению, если мне захочется.

А мне не хотелось. Энвер сейчас брал на себя ответственность за всё, что с нами произойдёт, а мне это было нужно больше всего на свете. Чтобы он решил все мои чертовы дилеммы и проблемы, спас от самой себя и помог научиться доверять ему.

Я не была готова принять его, но он сдвинул полоску трусиков вбок и вошёл в меня, медленно, словно лишая девственности, с лёгкой болью в лишь немного увлажнившейся плоти. Но ощущение тёплой распиравшей наполненности быстро переросло в чувство, что Энвер наполнил собой не только лоно, но меня всю. Моё тело слушалось его, будто родное, пальцы на ногах поджимались от его, ставшего и моим возбуждения. Мы будто срослись: он неторопливо вытягивал себя из меня, а я стремилась за ним, не отпуская; он возвращался в глубину моего естества, и я следовала туда же за яркими ощущениями, завладевавшими мной все больше.

Перекинула связанные руки ему на шею и закрыла глаза. А когда его губы коснулись моего рта…

…раздался стук в дверь. Требовательный, громкий и долгий. И, может быть, мы бы оба проигнорировали его, но за дверью раздался раздражённо-злой голос Кемрана:

— Я видел, как ты возвращался сюда, братец. Открывай, или я снесу эту фанерку к чертям собачьим!

* * *

Валя сжалась подо мной в комочек нервов и выскользнула юркой змейкой. Расширенные от ужаса глаза блестели вонзавшимися мне под сердце лезвиями. Она заметалась, хватаясь то за платье, то рванула на балкон. Я сам не понял, как перехватил ее поперек груди и молниеносно унес в душевую кабину, поставил и сдернул с нее трусики.

Кемран бесчинствовал — орал и беспрестанно долбил в дверь. Я ливанул на себя воды и вручил лейку Вале:

— Не поворачивайся что бы ни услышала. Ни в коем случае, пока я сам не поверну тебя. Поняла? — держал её за затылок и смотрел в уже мокрые глаза. Её трясло от паники, зубы стучали, а ноги подкашивались. Я чувствовал себя не лучше — боялся за нее и того, на что готов сейчас ради этой девушки. — Ты поняла? — тряхнул ее.

Получив едва заметный кивок, отвернул ее спиной к стене и захлопнул стеклянные створки кабины. По пути подхватил халат, натянул на себя и, лениво — чего мне стоило напустить на себя высокомерную вальяжность! — завязывая пояс, открыл дверь:

— Ты лишний раз подтверждаешь аксиому, что ты урод, Кемран.

Я отошёл от двери, впуская брата в инвалидной коляске, и, отвернулся, подходя к столику с одинокой бутылкой шампанского. То, что младший явился не в киборг-комплекте, было только на руку — навороченное кресло только-только проходило в проём входной двери, а узкая дверь ванной станет для него препятствием. Если хочет посмотреть, почему там шумит вода — пусть ползёт.

— Где она? — зло и громко спросил братец.

— Кто она? — вздёрнул я брови в недоумении. — Мама?

— Не делай вид, что ничего не знаешь! — шипел и чадил смрадом неприкрытой ненависти и ярости брат.

— Я твой умственный судоку разгадывать не намерен, — повысил на него голос. — Пошёл отсюда вон, полоумный придурок, — добавил уже с улыбкой и кивнул на дверь. — Ты мне мешаешь.

— Валя сбежала, и я уверен — не без твоего участия, — со слюной вразбрызг через зубы выцедил Кемран.

— Меня не волнует, куда она сбежала. Я сам убрался подальше от её общества, не собираюсь прыгать твоей марионеткой.

В ванной что-то звонко упало, и у меня зашлось в дикой скачке сердце — лишь бы Валя не потеряла сознание. В таком состоянии, в каком я ее оставил, это было бы естественно. Я держал себя на месте, сжимая в руке бутылку шампанского, которую собирался открыть, и сдерживал дыхание, чтобы не выдать волнение. Кемран подкатился к двери ванной и вдруг повернулся, роняя взгляд на пол, подкатил коляску немного в сторону и за чем-то потянулся. Мне хотелось опустить бутылку ребром пунта[1] на его голову, когда увидел в его руке Валино платье. Братец пару секунд покрутил его и, прижав к лицу, вдохнул запах. Моё сердце чуть не выпрыгнуло, но он отшвырнул вещь обратно на пол и дёрнул дверь ванной. Она упёрлась в его ступни, грохнув об угол подножки.

— А ты туда сползай, Кемран, — подначил я его, срывая с пробки мюзле[2] с самым спокойным видом, какой смог принять. — Как ты ползал с голым задом по пляжу. Я с удовольствием пну тебя, чтобы вылетел, как… — я долбанул по дну бутылки, и пробка вылетела, ударившись в стену у двери ванной, — Промазал, — улыбнулся я виновато, — а можно было бы списать на несчастный случай.

Кемран заржал, как конь, запрокинув голову и раскрыв рот. Но злое веселье прекратилось так же быстро и внезапно, как и началось.

— Я ведь знал, что ты приставил к ней своих шкур…

— Моих шкур? — наморщив нос и лоб, я ткнул себя в грудь пальцем. — Ты серьёзно? Кто из десяти — «моя» шкура? Онур — которому расчленить ребёнка, что разделать курицу? Диренс — который дрочит на невольниц, когда они сидят на своих вёдрах? Или Баха, который трахает всех собак в округе? Или, может, педофил Корай? Ты собрал цвет нации, хоть сейчас на эшафот.