Счастливое Никогда. Уютное Нигде - Марина Бреннер Страница 43

- Запрещены, конфетка. Во всех частях Мейрда. Но на Востоке с этим попроще. Там на это иначе смотрят.

- Так ты с Востока?

- Не, - ответил он - Из Гортонских Лесов. С Юга.

...Он прикрыл глаза.

Потом разлепил губы, еще сладкие от сахара и шершавые от гари дыхания и принялся складывать витраж.

Младшему детенышу многодетной самки лимбрия исполнилось неполных десять лет, когда он ласковым пинком был выброшен из родного логова, дабы не досаждать матери нахлебничеством и своим присутствием.

Оно было, разумеется, правильно: нечего, нечего. Надо учиться охотиться, жить; а как ты научишься чему - то, если все время кто - то все делает за тебя и решает?

У особей Серебряных Лимбриев довольно долгий срок жизни и десять лет для самца - довольно мало, но так решила мать, которая до смерти не любила, когда кто - то плотно садился ей на шею.

Первые пару недель он почти голодал. Потом, сообразив что к чему, начал потихоньку приспосабливаться к окружающему его, недружелюбному миру.

В пищу шло все: дикие козы, домашний скот и (иногда, только иногда!) пастухи, его охраняющие.

Время от времени, юный хищник выходил на байраны (так называются села на Юге Мейрда), там пропитание было добыть труднее. Люди совершенно не были готовы делиться своей добычей со зверем.

Они не хотели делиться, а он не готов был голодать...

Когда его подранили первый раз, было больно. Даже не слишком больно. Обидно.

Спрятавшись далеко в лесу, в густых колючих кустах, лимбрий всхлипывал, терпеливо выжидая, когда слабый еще, просыпающийся Потенциал залечит раны, оставленные железными шариками, распадающимися под шкурой жгучей смесью.

Позже он сам над собой ржал, вспоминая те глупые, детские слезы.

Потому - что потом было весело: пули уже не проникали в тело. Отскакивая от шкуры, летели в траву, в землю, в преследователей. Элиджару было весело! Тогда он чувствовал себя неуязвимым! Мир склонялся перед ним, позволяя ходить по себе всеми четырьмя лапами.

Как прекрасно было проснуться на рассвете и, окунувшись в теплую воду озера, покатавшись на траве, отправиться на поиски очередного развлечения!

Охота зачастую и была таким развлечением - хищник умел совместить приятное с приятным.

Шло время, дни сменяли ночи, а ночи дни. Он жил для себя, жил от себя и сам по себе. С каждым днем, с каждой минутой все глубже и плотнее врастая в звериную шкуру; все прочнее забывая о том, что может быть не только зверем...

Так, в полной беспечности и спокойствии, прошло около четырех лет.

А потом пришли Ловцы.

Нет, вот как раз Ловцов Элиджар не винил абсолютно! Сам виноват - угодил по неосторожности в западню. Зазевавшись, не заметил почти прозрачной сети, переливающейся на ярком свете дня мирриадами разноцветных капел Потенциала.

Специальная смесь, ей пропитывают ловушки, годящиеся для поимки магических зверей.

Сеть облепила тело зверя и, мягко звякнув, ударили под шкуру и мышцы невесомые, болезненные разряды, прошли к сердцу и в мозг. Мир, так радушно раскрывавший прежде свои объятия, превратился в крошечную темную точку и свернулся мутной каплей.

После была клетка, потом еще клетка, потом еще и еще. Специальный ошейник, усыпляющий Потенциал и парализующий разум. Оковы на лапах - четыре светящихся металлических кольца, перехваченные между собой длинными цепями.

Хороший уход и корм. Вот это было как раз, очень обоснованно: ни один дурак не станет выкладывать крупную сумму за зверя, выглядящего кое - как. Никакому богатею не нужны торчащие ребра, парша или болезни.

О второй, человеческой форме Элиджара Ловцам было известно сразу. Лимбрии Мейрда не все оборотни, наоборот, "сдвоенных" очень мало и поэтому Элиджар являлся особо ценным экземпляром.

Настолько ценным, что одного из Ловцов, посмевшего огреть огрызающегося зверя плетью, убили свои же, свернув шею прямо там же, возле клетки.

Потом был долгий нудный путь через море, в корабле, в клетке, сияющей парализующими нитями и вычищенной до блеска. Морская качка вымотала лимбрию кишки, он выл от бессилия и чуть не плакал от тошноты.

Поэтому зверь даже обрадовался, когда почувствовал и услышал близость и звуки суши.

Вот рынок - зверинец в Удаайпуре он плохо помнил. Возможно потому, что это место ошеломило его множеством звуков и смесью запахов.

Зверь попросту обалдел, а очнулся уже в клетке в зверинце, в загородном поместье своего нового хозяина.

Им оказался Политик. Министр. Один из тех законодателей, которые придумывают законы, на которые сами же и плюют...

Вторым хозяином лимбрия стал Судья, которому Политик проиграл лимбрия в карты.

Третьим стал Целитель. У него зверь пробыл совсем недолго. Через недолгое время зверь был отнят за долги и передан четвертому Господину. Судебному Исполнителю.

И вот здесь лимбрий не выдержал. Непонятно почему... То ли он вспомнил о том, что отнюдь не домашний, хотя еще немного, и он стал бы таким... То ли он просто сошел с ума...

Я не знаю, что с ним случилось. Честно, не знаю. Не дал Бог мне таких способностей - объяснять чужие поступки. Я и не стану. Просто расскажу...

Однажды зверь исчез, оставив после себя сбитый замок, вывороченные ворота и яркую травяную лужайку, залитую дневным Мейрдом и кровью. 

Кровью, да. Путь к свободе часто бывает полит кровью.

А потом...

Была герцогиня. Вместе со своей дочерью, тупой, капризной, избалованной красоткой, мигом заприметившей красивого парня, нанявшегося в работники.

К тому времени Элиджар начал уже понемногу осваивать человеческое тело. Ранее ему не приходилось использовать эту форму так часто, теперь же пришлось.

Была маленькая, микроскопическая надежда на то, что Ловцы, которые видели лимбрия только зверем, человеком его не узнают. Ну, даже если и узнают... Спохватятся не сразу. А за это время он успеет убежать подальше.

Но бежать пришлось раньше. И быстрее.

Ромина, дочь герцогини, вцепилась в оборотня, как голодная собака в падаль. Элиджар не устоял против такого напора, просто потому что насмерть стоять и не собирался.

Все произошло быстро и грязно, прямо в пустом амбаре, на куче мешков из - под зерна.

Как раз там, где за пару дней до этого он грубо, очень грубо оприходовал мать Ромины. По ее же, между прочим, настоятельной просьбе.

Это было весело. Наблюдать, как родные по крови женщины готовы удушить друг друга из - за совсем не принадлежащей ни одной из них красивой игрушки.

Сначала ему было весело. Потом стало противно.

Как раз тогда, когда явилась сестра герцогини и без обиняков предложила парню содержание. Полное обеспечение.