Страсть принцессы Будур - Шахразада Страница 4

Кемаль рос послушным и умным малышом. Когда же он вырос и возмужал, все увидели, что совершеннее этого юноши не было еще в мире человека. Алия сдержала слово, и сын царя Шахрамана был достоин своего отца.

Он был и умен, и красив. Но при этом не кичился красотой, не ухаживал за собой, как изнеженные женщины. Правда, не прочь был весь день провести в банях. Но любил Кемаль и долгие прогулки верхом. Радовали его легкие лодочки, что скользили по водной глади у порта за волнорезом. Радовался юноша и тому, что сам может повести от причала в море и лодчонку, и грузовой корабль, полный товара.

Не было Кемалю и равных в науках – уж такова оказалась его судьба, что учение давалось ему легко. А учителя были людьми достойными: мудрецы, знаменитые ученые. Юноша старался понять каждого из своих наставников. Но, поняв, мог и поспорить – ведь мать научила его с младенчества уважать и собственное мнение. К чести учителей надо сказать, что и они уважали своего ученика. Мать наблюдала за успехами сына с неослабевающим вниманием.

Так прошли годы. В тот день, когда Кемалю исполнилось семнадцать лет, Алия вошла в покои своего мужа. Настало время, когда уже нельзя было избежать трудного разговора. Царя Шахрамана время щадило – вернее, оно словно текло, не задевая его.

Царь был по-прежнему и красив, и умен. Всего несколько седых ниточек светились в его густой шевелюре, а борода была черна как смоль.

– Да храни тебя Аллах милостивый и милосердный, о сапфир моего сердца! – Алия поклонилась мужу.

Царь поспешно встал, ибо он любил и уважал свою жену так же, как и много лет назад – с того дня, когда шариат позволил ему снять покровы, которые окутывают невесту в день свадьбы.

– Алия, свет очей моих!

– Царь, мне надо поговорить с тобой о нашем сыне.

– Что-то случилось? Мальчику нездоровится?

Алия рассмеялась:

– О Шахраман, да наш мальчик здоровее, чем весь табун царских лошадей! И потом, ему уже исполнилось семнадцать. Он силен, как бык, и умен, как тысяча мудрецов. А ты беспокоишься о его здоровье, как будто ему всего годик…

Временами мать и отец словно менялись местами: у Алии хватало спокойствия и рассудительности видеть вещи такими, какими они были на самом деле, а царь Шахраман относился к своей семье как наседка, что защищает цыплят даже от тучки на небосклоне.

– Но тогда о чем ты хотела со мной говорить, о прекраснейшая?

– Позволь мне еще раз повторить: наш мальчик силен, как бык, и умен, как тысяча мудрецов. Но при этом он сторонится женщин, не пытается познать ни одну из наложниц твоего гарема. Я опасалась, что, быть может, ему более по сердцу мужчины. Но нет – даже на самых красивых юношей из мамлюков, охраняющих царские покои, он смотрит равнодушно. И с удовольствием соревнуется с ними в борьбе и в гребле.

– Что же тревожит тебя?

– Меня, о царь, тревожит то, что наш мальчик еще не стал мужчиной. Семнадцать лет – возраст коварный. Вспомни себя…

Царь задумался.

– Ты права, о многомудрая жена моя! В семнадцать я уже не один раз был влюблен. Знал всех наложниц гарема своего отца… И даже был разочарован в радостях телесных.

– А наш сын смотрит на девушек без любопытства. Так, словно ему ведомы все их тайны. Хотя, я знаю это точно, они его возбуждают – ведь Кемаль нормальный, здоровый юноша. Но все мои разговоры об этом он пропускает мимо ушей. Когда же я пытаюсь заговорить о женитьбе, он замыкается и ждет того мига, когда я замолчу.

– Но ему-то всего семнадцать. Быть может, рано говорить с ним о женитьбе?

– Не ты ли, мой великий муж и повелитель, рассказал мне о законах вашего древнего народа? Не от тебя ли я слышала о том, что в семнадцать юноша должен выбрать себе жену… Пусть он женится на девушке не сразу, но он должен выбрать. А Кемаль не думает о выборе, как не думает о женщинах вообще. Словно не помнит, что семнадцать – это возраст мужских поступков.

– Ну что ж, Алия, значит, теперь за дело надо приняться мне.

– Погоди, о царь! Пока мы беседовали, мне пришла в голову одна мысль. Если ничего не получился, тогда я прибегну к твоей помощи.

– Слушаю и повинуюсь, о сокровище моей души!

И царь поцеловал свою прекрасную и умную жену.

Алия рассмеялась и убежала, задев, вероятно намеренно, краем шарфа лицо мужа. Легкий аромат ее благовоний еще висел в воздухе. Царь Шахраман улыбался ей вслед, ни о чем не думая. Он в который раз за последние годы возрадовался тому, что совершил путешествие в поисках своей любимой жены. Потом мысли его вернулись к сыну. И он от всего сердца желал только одного: чтобы мальчику не пришлось встретить свою единственную лишь в зрелые годы.