Его одержимость - Полина Довлатова Страница 38

Чернов идёт так быстро, что я едва за ним поспеваю. Его рука крепко стискивает мою ладонь, и, подтянув меня ближе к себе, мужчина переплетает наши пальцы, сжимая их с такой силой, что мне становится немного больно.

Я чувствую, что он злится. Все его движения, мимика, напрягшиеся мышцы кричат об этом. Рваное дыхание резко качает его грудную клетку, и я мешкаю, не зная как вести себя сейчас.

Говорят, разъярённого мужчину лучше не трогать. Это всё равно, что тыкать палкой в кишащую змеями яму, а я не хочу, чтобы меня ужалили. Особенно Костя.

Не потому что боюсь его, а потому что обида нанесённая Черновым особенно сильно ранит моё сердце.

Я не стану скрывать, для меня этот мужчина стал очень важен. Наверно, я в какой-то степени воспринимаю его как свою семью. Хоть он и твердит постоянно, что мы не родственники. Даже сейчас я понимаю, что зол он так из-за слов Ольги, которая назвала его моим опекуном, тем самым подчеркнув родственность нашей связи.

На самом деле это даже несколько обидно. Он ведь пришёл за мной в больницу. Забрал к себе. Заботится, кормит, одевает, лечит, когда я болею. Да, пусть не многословен при этом и разговоров по душам с ним не поведешь. Но ведь дело не в словах, а в действиях.

Почему тогда он так упорно открещивается от родства со мной? Понятно, что мы разные по крови, но ведь ДНК решает не всё.

Наверно просто мне самой так было бы легче. Если бы он признал меня родней. Тогда бы я расслабилась и знала, что Костя всегда будет рядом. А сейчас я постоянно чувствую себя в подвешенном состоянии. Как будто в любой момент я могу остаться одна.

На самом деле это очень страшно. Это самое страшное, что может быть. Одиночество. Ты никогда не поймёшь этого и не почувствуешь, пока оно не замаячит на пороге. Вот у человека есть семья: родители, дяди и тёти, может быть супруг или дети. И он думает, что это всё данность. Перестаёт ощущать насколько ценна каждая минута, проведённая рядом со своими близкими. И только оставшись один, ты понимаешь, насколько это тяжело и ужасно.

Вот тогда ты начинаешь по настоящему ценить тех, кто по какой-либо причине хочет быть рядом.

Чернов распахивает передо мной пассажирскую дверь внедорожника. И я охаю от неожиданности, когда он без предупреждения подхватывает меня сзади за талию и рывком подтягивает на сидение, после чего захлопывает дверь с такой силой, что тонированные стёкла начинают дребезжать.

Всю дорогу до дома мы едем молча. Я даже не смотрю в Костину сторону. Во-первых, потому что от его рассерженного вида мне не по себе, а во-вторых, потому что чертовски обидна причина, по которой он так злится.

Я, конечно, рада, что Костя осадил Ольгу, но мне было бы куда приятнее, если бы он не психовал так, когда кто-то говорит о том, что мы с ним семья.

Когда заходим в дом, мужчина швыряет ключи от машины на журнальный столик в гостиной и, даже не взглянув на меня, направляется в сторону лестницы.

— Ужин в холодильнике, Лера, — бросает через плечо, не оборачиваясь. — Домработница оставила. Поешь, ты сегодня не ужинала.

— А вы? — выкрикиваю ему вслед, потому что Чернов успевает подняться вверх на несколько ступеней.

— Я не голоден.

На этих словах Костя полностью поворачивается ко мне спиной и поднимается наверх. А я в этот момент чувствую такую жгучую обиду, что грудная клетка начинает гореть, словно я вдохнула ядовитвые пары и теперь мои лёгкие жжёт и саднит.

— Вы можете как угодно ко мне относиться, а я всё равно буду считать вас своей семьёй, — выкрикиваю ему вслед, когда мужчина практически уже достигает второго этажа.