Любимая серая мышка - Анна Яфор Страница 38

– Леш, я не стесняюсь… – становится ужасно неловко. – Дело не в этом… Просто не знала, как сказать о таком.

– Каком таком? – уточняет Лавроненко, явно забавляясь, наблюдая за моим смятением. – Может, стоило сказать, как есть?

Ошарашенно смотрю на него: он серьезно сейчас? В самом деле хотел бы, чтобы я поведала родителям правду?

– Кофе пей, остынет, – Алексей придвигает чашку ко мне. И смотрит… нет, не с осуждением: в его глазах столько тепла, что хочется забыть обо всем на свете и броситься к нему. Забрать на колени и крепко-крепко обнять. На меня никто и никогда так не смотрел… – Я ни на чем не настаиваю, Маш, просто подумай, нужны ли тебе отношения, о которых ты не можешь сказать самым близким людям.

– А у нас… отношения? – кажется, мое сердце не выдержит такого наплыва эмоций.

– А ты собиралась сбежать в одной моей футболке? – улыбка мужчины становится шире. – Нет, малыш, я не готов так быстро тебя отпустить.

Мне тяжело расставаться. А когда машина останавливается у моего подъезда, и Леша касается губ легким поцелуем, вообще становится тоскливо. Так и хочется предложить вернуться назад. Или прямо в салоне забраться к нему на колени, прижаться к груди и никуда-никуда не уходить.

Но я понимаю, что этого делать нельзя. Вспоминаю папины слова, что мужчины не любят, когда за ними бегают. Алексей сам предложил отвести меня домой, и разбираться в причинах этого, во всяком случае, вслух, точно неправильно. Он не должен подумать, что я навязываюсь ему! И что уже соскучилась, хотя ушла всего лишь минуту назад.

Останавливаюсь у лифта и, подняв к лицу руку, трусь щекой о рукав новенького свитера. Пока мы завтракали, Лавроненко успел куда-то позвонить, и через полчаса курьер привез пакет с новенькими вещами. Джинсы, носки, кроссовки, вот этот самый свитер. И даже белье. Очень красивое и такое же соблазнительное, как на той злополучной фотографии, которую я умудрилась отправить несколько дней назад. Но самым невероятным оказалось то, что мне все подошло. Все-все. Идеально, будто именно для меня шилось.

Я изумилась и растрогалась до слез. И, не сдержавшись, кинулась ему на шею. Завтрак пришлось отложить, как и примерку, потому что Леша к этому времени так и не успел ничего на себя надеть, а стащить с меня футболку ему не составило никакого труда.

Потом, рассматривая в зеркало свое отражение в новых нарядах, я не смогла не спросить:

– Как ты угадал? Рост, размер? Я сама иногда не могу так точно подобрать вещи.

– Я хороший ученик, – усмехнулся в ответ мужчина, подходя сзади и обнимая меня за талию. – Всю ночь очень внимательно тебя изучал. Формы, размеры. И рад, что подошло и нравится.

– Очень нравится, – я обернулась, снова повисая у него на шее. Чуть было не сказала, что влюбилась в этот момент еще сильнее. Нет, не из-за подарка – потому что подумал о том, что мне нужно даже до моей просьбы. Что сумел так все предусмотреть. Почувствовать. Потому что он самый лучший!

Про одежду, конечно, придется что-то сочинять родителям, ведь им понадобится объяснение, почему я не возвращаю подруге якобы ее наряды. Но я что-то придумаю. Отдать это Ларке точно не смогу. Мне же никогда в жизни никто из мужчин ничего не дарил. Алексей первый. Он во всем первый.

– Загуляла ты что-то, дочь, – усмехается отец, встречая меня в прихожей. – Вторую ночь дома не ночуешь. Не надоела еще Ларисе? Чем вы там с ней занимались?

Я пожимаю плечами. Почему-то заготовленные объяснения не звучат, застревают в горле. Вспоминаю то, что сказал Леша, и не могу начать врать. Но и правду как сказать – не представляю. Какими бы продвинутыми ни были мои родители, неизвестно, как они отреагируют на новость, что их дочка спит с собственным шефом.

– Мама дома?

Отец качает головой.

– Отправилась за покупками, сейчас поеду за ней. Хочешь, присоединяйся. Хотя, смотрю, ты и так с обновами. Или у Лары одолжила?

Мне стыдно. Не того, что случилось, – что не хватает смелости признаться. Впервые за много лет боюсь, что папа не поймет. Что я буду делать, если он потребует все это прекратить? Или заставит выбирать? Не смогу же его послушаться… Я теперь просто не смогу без Леши.

– Машунь, с каких это пор наши с тобой разговоры заставляют тебя бледнеть, а? – ловлю на себе задумчивый взгляд отца. – Ты мне ничего не хочешь сказать?

– Хочу… – я нервно сглатываю. – Только не знаю, как…

– Ну, давай, я тебе помогу, – он едва заметно улыбается. – Вещи не Ларисины, а твои личные, да? И ночевала ты совсем не у подруги.

Я опускаю голову и, кажется, теперь краснею, потому что щеки начинают гореть.

– Пап…

– Маша, если ты считаешь себя достаточно взрослой для того, чтобы начать отношения с мужчиной, наберись смелости в этом признаться. А если собираешься по-детски юлить и что-то выдумывать…

– Не собираюсь! – останавливаю я его и, помедлив секунду, шагаю навстречу, прижимаясь к папиной груди. – Прости меня. Я правда не знала, как сказать. Ты не сердишься? – поднимаю на него глаза.

Он продолжает улыбаться, но как-то немного печально.

– Ну, было бы глупо сердиться за то, что ты влюбилась. И еще глупее тебя останавливать.

– Это потому, что Леша тебе понравился?

Отец гладит меня по голове. Как в детстве.

– Это потому, что свои шишки тебе придется набить самостоятельно. Чужие не болят и ничему не учат.

Мне почему-то становится страшно.

– Шишки? Ты хочешь сказать, что я сейчас ошибку допускаю?

Папа опять грустно улыбается.

– Нет, Машунь. Я хочу сказать, что некоторые решения за тебя не примет никто другой. И за последствия никто, кроме тебя, не ответит. Конечно, мне бы хотелось, чтобы ты подольше оставалась моей маленькой девочкой, которую не нужно делить с чужим взрослым мужиком. Но раз он так прочно поселился в твоем сердце, я готов дать ему шанс.

Я хлюпаю носом, обнимая еще крепче.

– Ты самый лучший папа на свете! Знаешь об этом?

Он смеется, целуя меня в макушку.

– Мне надо ехать, дочь, мама ждет. А ты пока придумай, какими словами будешь все объяснять ей. Потому что она как раз совершенно уверена, что ты ночевала у Ларисы и ни о каких серьезных отношениях еще даже не помышляешь.