Порочные чувства - Юлия Гауф Страница 35

Такая глупость это, умом я понимаю, что ничего не изменилось, что все это — просто секс, но в тот день, когда я доверилась Марату, это не из-за секса было. А потому что так правильно — быть честной. Откровенной. Тогда казалось, что если я промолчу, если продолжу скрывать ту гаденькую тайну, это будет означать, что никакого шанса для нас с Маратом нет, что я упущу его.

Потом я неоднократно с самой собой спорила. Шанс на что? На чувства? Какие к черту чувства кроме похоти? Но каждое утро я делала укол, принимала свои витамины, и против воли представляла уже не только себя с малышом, но… нас троих. Улыбалась этой фантазии, а потом ругала себя последними словами.

Это хороший секс со мной такое сотворил, или, все же, это нечто большее?!

— Шмотки, косметика, обувь, остальное оставишь, потом заберем. Или новое купим, — продолжил Марат, пока я наносила макияж.

— Если тебе не нравится у меня, я сама могу к тебе приезжать. Или в отель.

— Незачем. Легче просто жить вместе, — отрезал он.

— Зачем? Зачем жить вместе?

Марат дернул плечом, но так и не ответил. А я… я хочу с ним жить, наверное. Не наверное, а очень хочу, но боюсь. Надоем — прогонит, и это будет до ужаса унизительно — с вещами на выход. А сейчас я на своей территории, и это, все же, мой дом. Я столько мечтала о нем. Не о богатой квартире, не о дворце с бассейном, а вот об этой квартирке.

Здесь я была счастлива. И здесь я… да, пора уже признаться, я счастлива и сейчас, если только о будущем не начинаю задумываться. Меня устраивает, что Марат приезжает вечером, что остается до утра, а потом я провожаю его на работу. А у него я кем буду? Приживалкой?

Повторить свой вопрос я струсила. Уточнять свой статус я тоже не стала.

Кристина говорит, что шлюх с семьей не знакомят, а Марат именно к семье меня и повезет — к братьям и тёте. Я и сама умом это понимаю, вряд ли Марат из тех мужчин, которые каждую в семью вводят. Но он же не говорит мне ничего! Может, им самим любопытно на меня посмотреть, вот Марат и решил меня привезти к ним как дрессированную обезьянку?

— В общем, решено, — заявил он, открыл дверь, и выпустил меня из дома.

— Что решено?

— То, о чем мы с тобой разговаривали в квартире. Сегодня перебираешься ко мне.

— Это ты так решил, или это вопрос?

— Это мое решение.

— Вау, — я дважды хлопнула в ладони. — А спросить?

— Я спрашивал, ты сказала что надо подумать. Я подумал, и решил. Лифт вызови.

Я нажала на кнопку вызова лифта. Снова раздражаюсь и восхищаюсь этим мужчиной. Бесит меня Марат неимоверно, это чувство не изменилось, даже сильнее стало. Но отчего-то меня тянет согласиться с ним, переехать.

— Давай вечером об этом поговорим, как от твоих приедем, ладно? Лучше про семью свою расскажи.

— Братьев представлю, их имена ты сейчас все равно не запомнишь. Старший — инвалид. У самого младшего дочка родилась, шалашовка одна залетела от него, еле уговорил ее аборт не делать. Никто не женат. Тётя со своим новым мужем будут, его Давид зовут. Обычная семья, тебя никто не обидит больше, поверь.

— А если обидит, снова заставишь извиняться? — улыбнулась я.

— Мужикам можно и в морду дать, без всяких извинений. Но ты ни слова дурного ни от кого не услышишь больше, я же дал тебе слово еще тогда, и слово свое я сдержу.

Марат так уверенно это произнес, что я взяла, и поверила.

Папа такой же был. Очень спорный человек. Иногда я его ненавидела за придирки, замечания, за жестокость. За то, что у бабушки меня отобрал. Но… он ведь не бросил меня, увез с собой, значит любил. И когда мне четырнадцать было, и меня какой-то урод в машину хотел затолкать, папа из дома выбежал, спас, и обнял меня. На рыбалке терпеливо меня учил, объяснял всё, и смотрел тепло-тепло… но ни разу он мне не сказал, что любит. Однако, я всегда знала, что даже если не любит, то папа всегда защитит меня.

Что-то у них общее есть с Маратом — они оба на эмоции скупые, молчаливые, но им обоим я верю.

— Старшего брата зовут Егор, — сказал Марат, когда мы сели в машину.

— Это… ты сказал, что он инвалид, — осторожно заметила я.

— Да. Его избили. Одиннадцать лет уже не ходит. Не спрашивай его ни о чем только.

— Я бы не стала, я ведь понимаю, что есть болезненные темы, — обиделась я. Ну неужели Марат думает, что я пристала бы к этому Егору как маленький ребенок, мол, дядя, а почему вы не ходите? — Кстати, а почему ты всегда сам за рулем? Дай уже своему водителю поработать, бедный мужик скучает, наверное.

— Бедный мужик не скучает. Ему работы хватает.

— Все равно несолидно как-то, — я взглянула на себя в зеркало. — Такая шишка, и сам за рулем. И без охраны.

— Я не говорил, что без охраны, — усмехнулся Марат.

— Есть охрана, да?

Я начала вглядываться в машины позади нас. Мы повернули, и за нами повернула черная машина. И снова. И снова. Ну точно, за нами едут.

— Это твоя охрана за нами едет, или за нами кто-то следит?

— Охрана, Алика. Большие деньги того требуют. Потому и будет лучше, чтобы ты просто переехала ко мне. Не понимаю, почему ты ломаешься.

— У меня здесь Кристина. И это бабушкина квартира. И вообще… я просто не хочу, чтобы ты потом меня выставил из своего дома, как надоем, — нахмурилась я.

— Кто тебя сказал, что я собираюсь тебя выставить?

— Рано или поздно так и случится, если ты конечно не решишь подарить мне квартиру, и не съедешь из нее сам.

— Этого не будет. Я зову тебя к себе не затем, чтобы «рано или поздно», — передразнил Марат, — выгнать. Я зову тебя жить со мной. Вслушайся, и почувствуй разницу. Кстати, мы приехали, и… черт, Алика, не трясись. Никто тебя не съест, и даже не надкусит. Только я сам. Этой ночью, — он нагло сжал мою грудь, взвесил её с улыбкой, и отстегнул ремень безопасности. — Успокаивай себя тем, что мы в любой момент сможем уйти. Но я надеюсь, что тебе они понравятся.

— А если я им не понравлюсь?

— И ты, и я сможем это пережить.

Марат вышел из машины, открыл мне дверь, и я нехотя вышла с ним. Как на каторгу иду, ей Богу. А ведь раньше с нетерпением ждала этой встречи, даже льстило, что с семьей меня знакомит. Но сейчас снова воспоминания про Владу накатили. Вдруг снова обзовут? Вдруг в этот раз Марат не на мою сторону встанет, а на сторону своей семьи? Но не разворачиваться ведь, и не бежать. Это ребячество.

Я расправила плечи, и вошла в открытую Маратом для меня дверь.